Комната номер одиннадцать всё ещё была закрыта. От тоски оба гражданина встали и пошли к выходу постоять на балкончике, шатаясь почему-то. В таких коридорах Билл всегда утрачивал своё щедрое равновесие, и сильные его ноги ловили упор. Ас тоже пребывал не при пистолете – выражение, как-то вырвавшееся у него и запечатанное в папирус памяти злопамятным Биллом.
Может, сжечь?
Билл нашёл в этом папирусе котельную и три смены подряд, три ночных и две дневных… В сущности, это уже всё равно. Там тоже было на удивление буднично. Билл с чудесной точностью запомнил, как он стоял на подогнувшихся ногах над опустевшим баком, который велели отнести в прачечную. Заодно – свои тяжёлые руки на краях бака. Куртку и рубашку он снял, и мышцы вздувались крупными волнами, как если бы через царского сына пропускали ток. Светлые волосы встали дыбом, и краем налившегося кровью глаза он видел темнеющую от пота прядь. Билла выворачивало в бак, и он то благодарил Абу-Решита, то проклинал. Чем он закончил, он уже не помнил.
В конце коридора они обнаружили – снова дождь. Звук такой будто змея в траве. Сделалось тревожно, зато проклятая картинка смылась.
Билл спросил – задумчиво:
– Знаешь, брат, мне иногда кажется, что наш мир – это мир чудес? Какие-то тени, комнаты, номера?
Ас тоже подумал, прежде чем сказать:
– Меня устраивают только пять пальцев на руке. Это я знаю точно.
Постояли, сквозь навязчивый стук капель услышали крик петуха. Билл вспомнил, что здесь на заднем дворе своя у папы ферма. Так что петушиные восторженные мысли по поводу прекрасной политической ситуации он слышит постоянно.
Вернулись, причём пение кукарекалки слилось с писком чьего-то закипевшего чайника. Вот хорошо – чайку того-сего, и сердца их распарятся, подобреют. Билл поделился размышлением со своим молчаливым спутником.
– Кровь, это… побежит. По жилам.
Ас неопределенно согласился.
– Побежит. Ну, да. Побежит.
Наконец, в конце коридора послышались радостные голоса, и шмыгнул красавец-секьюрити, а за ним – отец.
Они встали. Секьюрити встал возле них. Ас очень тихо сказал:
– Сердце вырву.
Билл ответил невесело:
– Но он же делает свою работу.
Ас пояснил:
– От него воняет ночными арестами.
Секьюрити успешно делал вид, что не слышит – не хотел топить котлы. Отец, подходя, размахивал руками, как мальчик после рыбалки. Подошёл и вытер губы.
– Отбивная, мальчики мои. – Вместо приветствия провозгласил он.
Сверкнул глазами и бритой башкой в сторону Аса.
– А, и ты тут. – Беспечно вскричал. – Спасибо за службу. Ты вот мне нравишься. Такой ты весь прямой… нравишься мне. Билл, ты с него бери пример. Ты же неряха.
– Ну, хватит, папа. Ты когда будешь нас за ноги вешать?
– Ох, ох. У нас тут сабантуй. Празднуем кровную… скромную датку. Нашему штабу тукнуло сколько-то там. Мы там все порезали. Присоединяйтесь… а хотя нет, вы не сможете.
Он по-домашнему закивал Асу.
– Ты здесь посиди. Не в обиду.
Повернулся к Биллу:
– Будет тебя охранять отсюда.
Отец протянул руку, секьюрити положил ключ в ладонь. Отец прогремел внушительно ключом. Билл потащился за отцом, и секьюрити шагнул.
– Стоп. – Ас будто кулаком в стену гвоздь вколотил, хотя не шевельнулся. – И этот пусть подождёт… не в обиду.
Отец обернулся, помолчал.
– Правильно, – промурлыкал. – Хотя… посмотри на своего господина… разве он не может убить нибирийца голыми руками? Билл, – поморщился, – рукава.
