– Совсем уж стемнело: новых персиков не набрать. Да и не хочется есть уже.
– И то верно, – вздохнула Ран. – Надо же – на песчаного наткнулись! Надеюсь, природа простит нам это.
– Он такой же человек, как и мы. Скорее природа бы разгневалась на презрение.
Ран промолчала, скрывая недовольство. Ей не хотелось ссориться с подругой, и в глубине души девушка верила в то, что Амэя бы поддержала её, если бы не была слишком мягкосердечной и наивной.
В спальные мешки подруги забирались тихо, как мышата, молясь, чтобы парню не пришло в голову прокрасться за ними. Вокруг уже было совсем темно; чернильное небо расстелилось тяжёлым полотном, выдавив несколько крошек звёзд и бледную, болезненную луну. Под этим неприветливым взором Ран ещё сильнее заволновалась и, повернувшись к Амэе, прошептала:
– Может, устелимся поближе ко всем?
– Разбудим. И вопросы вызовем, – пробормотала Амэя в ответ. – Я понимаю, о чём волнуешься. Не стоит. Он же не ненормальный какой‐то.
– Откуда тебе знать?
– Чувствую. Да и зачем мы ему?
– Нашёл же, выискал в лесу.
– Нужны мы ему, Ран! Гулял на своих территориях, только и всего.
– Ты ему веришь?
– Нет. Но метаться в поисках нового места для спальника я не буду. Надо было бы – ещё в лесу бы прикончил. – Амэя отвернулась, заканчивая разговор. – Спи с удовольствием.
– И ты спи, – улыбнулась Ран. – Постараюсь тревожиться чу-уточку меньше.
Голос подруги потонул во внезапно нахлынувшем ощущении дремоты. Амэя уснула, даже не успев зевнуть. События прошлых дней её сильно вымотали.
Ей снились чёрные глаза. Кеншин мелькал среди кислоты джунглей, убегал, нырял в воды Молитв, и пропадал, и в конце концов остановился прямо напротив.
– Не беспокойся! – он улыбнулся. – Грехи на этой земле свершаются столько лет, что твои поступки уже ничего не значат.
– Какие поступки? – вырвалось у Амэи. Она испуганно отшатнулась. Глаза Кеншина прищурились.
– Я, например, не молюсь Точикари. Ты – врёшь всем вокруг. У каждого своё.
– А почему ты должен молиться Точикари? – Амэя решила не заострять внимание на том, что парень нагло оклеветал её. Это был её любимый приём в неприятном разговоре – переводить тему на собеседника.
– Да ничего я не должен, на самом деле. – Кеншин рассмеялся и сложил из пальцев треугольник. – Надеюсь, ты когда‐нибудь поймёшь, что и ты – тоже.
– Прочь, – процедила Амэя. – Ты переходишь все границы приличия.
– Как скажешь. – Паренёк отвернулся и растворился в воздухе. Амэя вдруг почувствовала, что что‐то давит ей на грудную клетку так сильно, что тяжело даже вдохнуть. Она замахала руками, пытаясь сбросить с себя наваждение, и пробудилась.
– Чёрт! – Девушка замотала головой, скребя ладонями по груди. Дышать стало намного легче. – Противный сон. Противный парень! – Она тут же зажала себе рот рукой и испуганно повернулась в сторону Ран. Та спала; её светлые волосы рассыпались по траве. – Что произошло?
Пока не проснулась подруга, Амэя судорожно придумывала оправдания своему мозгу, который, набравшись впечатлений, решил спроектировать самый неприятный за последнее время сон. Эта рефлексия помогла девушке перестать гневаться на Кеншина, ибо она понимала, что их разговор не существует в реальности, а значит, и не лежит ни на ком из них грузом ответственности за свои слова и действия. Стало намного легче. Амэя успокоила себя тем, что новое знакомство просто слишком явно отпечаталось в её памяти, потому как произошло с представителем другого народа. И, зная наверняка, что в этом не было ничего греховного, она внутренне ликовала, а впоследствии вообще ловила себя на мысли: а не познакомиться ли с Кеншином поближе?
