В деревню я не поехала ещё и потому, что не смогла бы молча выдержать ещё один бенефис Ивана Яковлевича. Уж он–то точно родом из Верхис. И в этом нет ничего плохого!
Отвратительно другое. Никто не вспомнил папиного сына и моего брата – Владислава Григорьевича Меркушкина; Владислава Григорьевича, высоким интеллектом которого восхищался Михаил Григорьевич Чиликин!
Мой брат умер в сорок пять лет. И даже после моего выступления ни у кого не нашлось тёплых слов, чтобы помянуть сына Григория Яковлевича!
Владик заболел в двадцать шесть лет. Заболел страшно, тяжело… Страну накрыла волна очередного гриппа. Была сессия. Преподавателям и студентам в сессию болеть себе дороже и Владик перемогался между приёмом экзаменов и консультациями студентов. Осложнение началось спонтанно и выйти из этого состояния он уже не смог. Да в семидесятые годы и лекарств–то путных не было!
Папу травили, Владику приходилось, превозмогая себя работать; мама как могла поддерживала семью.
Уважаемый читатель! Оцените по достоинству высочайшую степень благородства моей семьи! Я была студенткой и папа с Владиком ни слова, ни пол. слова о происходящем в университете мне не говорили! Но Владик–то знал! И принял удар на себя. Папе и так было невыносимо тяжело, и Владик не всё мог ему рассказать. А меня щадил!
Дорогие мои папа и Владик! Если бы Вы не скрывали от меня мерзость нелюдей, я бы дала папе единственно– правильный совет: встать во главе любого учебного учреждения – хоть техникума! И построить ещё один прекрасный университет! Папа мог создать два – десять университетов! Но мне ничего не сказали…
Я понимаю, что произошло. Для папы университет был не просто детищем, от которого трудно отказаться. Нет! Университет для Григория Яковлевича Меркушкина был жизненно–важным органом! Его органом!
Но больной орган подлежит лечению. А если не лечим – замене на другой, здоровый! И даже если новый орган крохотный – это не страшно! Вырастет. Главное, уметь малыша растить!
ПАПА НЕ СМОГ УЙТИ ИЗ УНИВЕРСИТЕТА. ГРИГОРИЙ ЯКОВЛЕВИЧ МЕРКУШКИН УМЕР
13 ЯНВАРЯ 1979 ГОДА.
Всё, что мне нужно было ещё сделать в городе, где моя семья пережила столько бед – это поклониться родным могилам и посетить музей Сычкова и Эрьзя.
Я была на родительской могиле давно. Знала, что памятник изменили, но не до такой же степени!
Мама поставила папе дорогой памятник в виде высокой стелы. Полураскрытая гранитная книга и на развороте папин портрет.
У мамы был безупречный вкус!
Но мама умерла, умер и Владик. Их портреты высекли неудачно. Всего–то и нужно было – убрать неудачные изображения и заполировать это место. Можно было рядом со стелой поставить два небольших гранита с портретом мамы и Владика – как это делает весь цивилизованный мир.
Я не узнала родительскую могилу! Вместо стелы, которую издали видели входящие на кладбище – три низкорослые плиты с изображением усопших… Я еле нашла последнее пристанище моих самых близких.
Почему и зачем откорректировали мамин проект? И почему не посоветовались со мной? Почему уничтожили берёзку возле могилы? Папа ещё при жизни просил маму посадить это Есенинское деревце.
Я не обиделась. Что делать?! Кто–то родился в балетных туфельках, а кто–то в кирзовых сапогах… И переобуться ещё никому не удавалось!
С кладбища я прямиком поехала в музей. Прекрасная галерея! Выдержано всё! И стиль, и многоуровенность залов! Я в восторге! Подошла к той злополучной головке… Отменный вкус был у Елистратова. Эта работа миллионы стоит!
