– Боже мой, папа, она была ослеплена!
– Она была, так сказать, загипнотизирована. Супруга будущего владельца имения, фрау фон Тюбинген, состояние, блестящее положение в обществе, все это, конечно, привлекло бедную девушку. И все же она вела себя в высшей степени разумно. У меня нет к ней никаких претензий.
– У меня тоже, вовсе никаких. В делах сердечных мы, женщины, умеем кое-что прощать. Да и Макс повел себя тактично и корректно. Не пошел напролом, а повиновался. Тойпенская кровь! Разум победил.
Граф остановился и поскреб ногтями кору шпалерного персика.
– Червь, бьюсь об заклад, – сказал он. – Садовника непременно нужно ткнуть носом! Гельрих начинает терять внимание. Но вернемся к разговору! В ближайшее время следует собрать гостей – заколоть тельца в честь возвращения блудного сына, – вы точно пригласите Зеензенов.
– Конечно же! Эберхард, правда, будет ругаться. Он ненавидит подобное времяпрепровождение. Но деваться ему некуда. Лучше было бы, разумеется, видеть Маринку чаще и в узком кругу, быть может исключительно семейном.
– Это позже. Для начала пусть присмотрятся друг к другу. Ясное дело, мы, старшие, будем дипломатично держаться в стороне. Устроим все так, чтобы Макс и Зеезен время от времени оставались наедине. Этим займусь я, подобные дела по мне. Что ж, Элеонора, мы договорились: для начала праздник, возможно, уже на следующей неделе. Договорись с Эберхардом! Да – апропо – о наших договоренностях, идеях и раскладах ему знать не обязательно, не в деталях. У него рука слишком тяжелая. Тюбингены никогда не были дипломатами. Он поломает все, что мы пытаемся построить. Это не то чтобы вотум недоверия, но некоторая сдержанность нам не повредит. Не так ли, Элеонора?
– Согласна, папа. Тойпены чувствуют куда тоньше. У Тюбингенов есть сильные стороны, но эта порода жестковата. Особенно это заметно в деликатных вопросах. Им что дела любовные, что продажа зерна. Им недостает ни такта, ни твердой уверенности в нашем положении в обществе, ни приверженности традициям. Макс однажды оступился, однако раскаялся и вернулся в семью. Он испытывает пиетет перед своим родом и гордится им. Весьма по-тойпенски. Бернд и Дитер еще маленькие, а вот Дикта меня беспокоит. Тюбингеновская порода. Ты частенько ссоришься в Эберхардом, потому что он придерживается умеренных взглядов и занимает недостаточно жесткую позицию в политических вопросах, а Дикту я порой и вовсе ловлю на совершенно демократических идеях.
– Элеонора, прошу тебя, она еще совершенное дитя!
– В восемнадцать лет, совершенно выросшая и с такой светлой головой! Нет, папа, у нее в голове полно проказ, и она шалунья, потому мы и обманываемся. У Дикты твердый характер, и если она смеется над так называемыми классовыми предрассудками, то от души. Больше всего я боюсь, что она назло нам влюбится в кого-нибудь совершенно неподходящего.
– Так будем же держаться подальше от тех, кто нам не подходит! Это же так просто. В том и прелесть жизни на природе, что можно избежать наплыва людей. Редкие встречи с бюргерами не в счет. Что ты думаешь о графе Земпере?
Баронесса помотала головой.
– Ничего хорошего, папа. Он несдержан, к тому же беден. У него нет ничего, кроме имени. Кроме того, с Диктой торопиться некуда, она спокойно может подождать еще пару лет. Однако мне пора в дом. Экономка совершенно не знает, что ей делать, когда остается одна. Ты еще побудешь в парке?
