Гоголь и географическое воображение романтизма - страница 2

) удалось собрать для себя все печатные труды по географии России»[9]. К тому же писатель собирал через своих корреспондентов географические и этнографические сведения о знакомых им местностях и предполагал сам путешествовать по России, особенно по местам ему мало известным[10]. Именно в отношении занятий Гоголя географией издатель его сочинений С. А. Венгеров сделал заключение о том, что «ни в какой другой области научных занятий не сказалась так ярко жилка кабинетного ученого», «та характеристичная черта всякого научного деятеля по призванию», которую можно назвать «бенедиктинством», понимая под ним «любовь или вернее страсть к научному труду как таковому, почти независимо от результатов»[11]. Через 30 лет, в 1939 г. географ проф. В. П. Семенов-Тян-Шанский заявил, что «Гоголь своей чисто художественной интуицией взял высоты будущей географической науки, во многом „не снившиеся тогдашним мудрецам“»[12], подразумевая под «будущей» географию своего времени. Пожалуй, преувеличивая возможности художественной интуиции Гоголя, Семенов-Тян-Шанский все же был прав в том, что достигнутые гоголевским «вещим взором» «идеологические выси географической науки» «во времена Гумбольдта и Риттера еще не были вполне ясны», география освоила их только к концу XIX в., «значительно позже „Космоса“», и Гоголь, следовательно, должен был сам разбираться в новой для него области[13].

Основными географическими источниками Гоголя считают два труда К. Риттера: «Землеведение в связи с природой и с историей человека, или Всеобщая сравнительная география» («Erdkunde im Verhältnis zur Natur und zur Geschichte des Menschen oder allgemeine, vergleichende Geographie, als sichere Grundlage des Studiums und Unterricts in physicalischen und historischen Wissenschaften», 1817–1818), с которым писатель должен был познакомиться по-немецки, и «Шесть карт Европы» (1806), изданные по-русски в переводе М. П. Погодина под названием «Карты, представляющие: 1. Главные хребты гор в Европе <…> 6. Величину, народочислие, населенность и распространение народных племен по Европе. С объяснением»[14]. К обстоятельствам, значительно повлиявшим на решение Гоголя выступить с мыслями о преподавании географии, относят визит в Россию А. фон Гумбольдта в 1829 г.[15] Среди авторитетов Гоголя в области географии видят и К. И. Арсеньева – автора многократно издававшегося учебника по всеобщей географии, который писатель конспектировал, когда работал учителем географии в Институте благородных девиц[16]. Последний факт вызывает недоумение, так как учебник Арсеньева никак не соответствует той концепции географии, которая излагается в статье Гоголя и от которой он не отказался до конца жизни (объяснение этого парадокса я предлагаю в первой части книги). В статье Гоголя также видят влияние наиболее значительного для романтической историографии и географии труда И. Г. Гердера «Идеи к философии истории человечества», а также – созвучие с натурфилософией Ф. Шеллинга[17]. С другой стороны, отмечается параллельность геоисторической концепции Гоголя методологическим исканиям французской романтической школы историографии[18] и обращение к «Введению во всеобщую историю для детей» А. Шлёцера[19]. В педагогических идеях Гоголя находят также следы системы И. Г. Песталоцци[20].

В исследованиях, посвященных интересу Гоголя к географии, наметились две тенденции: с одной стороны, соотнести статью «Мысли о географии» (речь обычно идет о второй редакции статьи, напечатанной в «Арабесках») с наиболее общими принципами мышления, мировоззрения и поэтики писателя, а с другой – проследить конкретные отголоски географического знания в его текстах. Первая более характерна для исследователей литературы, вторая – для географов. В пределах литературоведческих исследований отмечались такие особенности географической темы Гоголя, как тяга к наглядности, к картам и рисункам