– Я прощаю тебя.
Крейг сжал зубы еще сильнее.
– Что не так? – тихо спросил Бенедикт. – Она сказала, что прощает вас.
– Да, потому что твой приятель Манн учит, что она обязана, я прав? Ты прощаешь меня, потому что это твой долг, Хейзел, ведь так? И дело не в том, что я люблю тебя, а ты любишь меня. – Он повернулся к Бенедикту. – Я скажу, что не так с твоим прощением – оно подавляет истинные чувства. Я думал, что религия приносит умиротворение, только так я мог бы принять ее в своем возрасте. Но если я задержусь в атмосфере всепрощения еще хоть минуту, то заработаю язву желудка. Теперь вынужден откланяться, я устал и сказал слишком много. – Но он задержался в дверях. – Что касается проблем с твоим бизнесом, тебе остается уповать на Господа.
Он с трудом поднялся наверх, в ванную, ополоснул лицо водой и, глядя на себя в зеркало, почистил зубы. Когда он вошел в спальню с двумя раскладными кроватями, Вера уже ждала его.
– Я сказала, что утром мы уедем, – тихо сказала она.
– Нам не место в Мунвелле, правда?
– Я тоже больше не могу здесь находиться.
Но когда она вернулась из ванной, выключила свет и забралась в свою шаткую постель, ее голос звучал уже не так уверенно:
– Надеюсь, что он не запретит ей приезжать к нам в гости, – пробормотала она. – Она же все еще наша Хейзел, несмотря на все перемены. И я хочу видеться с ней хотя бы иногда. Жаль, что мы слишком стары для долгих автомобильных поездок.
Когда она заснула, Крейг все еще слышал ее слова. Почему он не держал язык за зубами, а решил попытаться выиграть бессмысленный спор? Мысль о Годвине Манне и его последователях привела его в ярость, но больше всего его взбесило воспоминание о женщине, которая вышла на сцену после Юстаса. Юмор был одним из приемов для привлечения неофитов, как и имитация популярных песен. Но как Хейзел могла купиться на все это? Где они с Верой допустили ошибку?
Он чувствовал себя неуклюжим и уязвимым, и, возможно, именно поэтому ему снилось, что он таким и был. Крейг вернулся в детство, где его заставляли делать на спор то, чего он не хотел. Он спускался по веревке в заброшенную шахту на пустошах над Мунвеллом, но на этот раз он знал, что произойдет, и поэтому изо всех сил старался заставить свои руки вытащить его из темноты, пока еще был шанс. Наконец ему удалось остановить свой спуск, ухватившись за веревку руками и ногами, но тут узел, крепивший веревку к скале, ослаб.
Падал он недолго. От удара о грубый камень у него перехватило дыхание. Он увидел лицо друга, который заглянул в шахту, и ему казалось, что смотрит через перевернутый телескоп. Друг крикнул, что пойдет за помощью, а Крейг остался лежать, тяжело дыша, весь в синяках, в глубокой темноте, которая оседала в его легких, словно грязь. Он не мог дышать, потому что знал, что будет дальше, и теперь он чувствовал его приближение: чудовища, которое утащит его в темноту. И вот он оказался в узком тоннеле, плечи упирались в каменные стены, и он не мог пошевелиться, а тварь, притащившая его сюда, уже тянулась к его голове. Он проснулся, задыхаясь от того, что уткнулся лицом в подушку.
К счастью, подушка заглушила его крик. Крейг сел, чтобы стряхнуть с себя остатки сна. Конечно, ничего страшного не произошло, его успели спасти. Да и произойти ничего не могло, он был всего лишь испуганным ребенком. Наверное, все дело в песне, которую он услышал в пабе, хотя он и не мог вспомнить, слышал ли ее раньше. Он решил отвлечься на пейзаж, с трудом поднялся на ноги и на цыпочках подошел к окну.
