Я похож на таракана, но не когда он бежит, а когда сидит, застыв на месте, в пустой отрешенности, уставившись в одну уму непостижимую точку.
Эпитет должен быть не прямым, но чуточку сдвинутым по отношению к определяемой вещи. Чтобы, помимо определения, выводить ее на иную косую смысла и заставлять поворачиваться и озираться по сторонам. Его неточность в данном случае создает живое пятно, размазывающее контур предмета до ощущения связанности с его окружением и продолжением. Эпитет призван смотреть и боковым и затылочным зрением, схватив несколько зайцев зараз. Нужно, чтобы от него у зрителя немного разбегались глаза.
Интересно думать на минимуме – когда ничего нет, ни книг необходимых, ни сил, и негде взять справку. Дано несколько строк или одна картинка, одна музыкальная фраза – и вот в нее погружаешься и начисто забываешь себя.
Куда девается эта сквозящая точка – я?
И чей-то ласковый голос скажет:
– Тебя нет. Понимаешь, тебя нет! Забудь. Забудься.
И я засну.
– Жаждал работать. Потому что это как во сне, когда работаешь. Потому что меня нет, когда я работаю.
Странно: человек вполне счастлив, когда забывает себя, не принадлежит себе. С самим собою – скучает. Средства заместить себя – работа, игра, любовь, вино и т. д. Счастливейшие минуты – не помним себя, исчезли из собственных глаз. Сон без снов – синоним нирваны (Лермонтов: «Я б хотел забыться и заснуть!»). Так же бабочки летят на огонь. О дай мне исчезнуть в блеске Твоей славы!
«Я» – такая точка, что, без конца вопия «дай! дай!», тут же шепотом шарит, как от себя избавиться. Неустойчивое равновесие личности, пульсирующей между жизнью и смертью.
– И во сне все кому-то доказывал, что он невиновен.
Какие бывают сны.
– Я часто во сне летаю. Утром залезешь на крышу, голова кружится, кажется – сейчас полечу.
– А я во сне все гадать начинаю – сколько еще сидеть. Но каждый раз на этом месте просыпаюсь.
– Ты знаешь, Андрей, я во сне и Бога видел, и ангелов. Один раз вижу – идет здоровый такой мужик. По воздуху. Борода седая, с палкой. И гонит перед собою по небу отару овец. Наклонился ко мне и что-то сказал, непонятное.
– Запомни, – говорит.
И дальше погнал. И уже далеко – как тучка.
А потом – ангел летит. С крылышками. Как на картинке. Подлетел и спрашивает:
– Понял, что тебе сказали?
Я говорю: – Нет.
– Ну, после поймешь.
(И похабные междометия на этом рассказе кончаются, без усилий, сами собой. А сны про чертей – тоже чудесные, но с матерком.)
– Когда спишь – не грешишь, не ругаешься…
– Вижу во сне – снайпер в меня стреляет.
– Приснилось: двое хотят зарезать. С одной стороны и с другой. Никуда не скроешься. И я – улетел!
– Во сне меня преследовала знакомая гермафродитка.
Сценарий из сна, достигаемый расположением фраз. Похороны. Гроб. Попрощавшись, уходим. В автобусе натыкаемся: он самый, живой! Не знаю, что и подумать. Едва решил заговорить, смотрю – под нашим автобусом – высунувшись из окна – под колесами – клубящиеся, как дым, облака…
Я буду являться к тебе привиденьем,
Я буду тревожить твой сон.
(Из песни)
Во сне мне белая курица поднесла в лапе облупленное яйцо, и я его съел.
Я увидел себя во сне со спины – маленьким таким человечком.
Оставалось ждать и надеяться на приснившиеся тапочки.
Рассказали сон, приснившийся одному латышу-двадцатипятилетнику, в далеком прошлом – спортсмену. Он увидел себя молодым – в марафонском беге на 25 км. В теле ощущение свежести и как бы легкого опьянения. Но ровно на середине дистанции, откуда ни возьмись, появляется судья: довольно! вам пора отдохнуть. Тот было отнекиваться, ничуть не устал, но судья мягко и упрямо: на отдых! Здесь же покойная жена, и тоже – хватит! довольно! Наутро, успев пересказать свой сон товарищам, бегун внезапно скончался от разрыва сердца. До окончания срока он не дожил ровно 12 лет и 6 месяцев.
