Голоса и Отголоски - страница 20
В полном молчании и какой-то неведомой мне раньше торжественности доходим до длинного земляного вала, заросшего кустами так густо, что не везде и пролезть можно. Долго пробираемся по кустам и оказываемся, наконец, перед дощатой дверью в склоне высокого вала. «Тут таких старых землянок десяток. Эта была командирская, строили на совесть, потому и уцелела», – дед осторожно открывает дверь, но внутрь не пускает. Но и с порога видно, сколько сложено в просторной землянке гранат, автоматов, пистолетов, касок… «Вот собираю и прячу, чтоб глупой ребятне в руки не попали, – строго сказал дед. – Долго ли до беды? И потому об этом месте никто не должен знать». Он помолчал и добавил: «Только я и… ты».
Честное пионерское нарушаю сейчас. Уверена – теперь от дедова хранилища не осталось и следа. Уверена, и все-таки мелькнет иногда лукавая мысль – а вдруг… Но вспоминаю про всяких «черных копателей», про молодежные отряды, искавшие следы всех войн… Наверняка нашли дедово хранилище. Но мне-то повезло в любом случае – не ища, нашла главного героя последней войны – деда Ивана. Он живет в моей памяти…
Последнее деревенское лето. Мне – 13. По тамошним меркам – невеста. Ко мне даже сватался местный тракторист. Сидел на берегу нашего пруда и играл на гармошке. Мне скучно. Уйду в дом, а бабка снова выгонит меня на крыльцо – слушай. Из-под кепки гармониста падает на лицо буйный чуб – лица не видно. И еще на нем новенький ватник. Это в июле-то! Да и гармошку терпеть не могу… Сижу, как истукан. Спасает дед, выходя на крыльцо с корзинами. «Ну, пошли, что ль? – и гармонисту: – Бывай! Не твоего поля ягода».
Мы по-прежнему ходили с дедом Иваном по грибы и ягоды. Нашли однажды пистолет, потом старую каску, сквозь которую пророс цветок, как на известном когда-то плакате, и полуистлевшую планшетку. Им тоже нашлось пристанище в той землянке.
Истории 1953—1957 годов
Как я сама перевернула свою жизнь…
В Муром вернулась повзрослевшей. Не знала, какими словами рассказать новое понимание – все на земле связаны друг с другом, как в лесу. Своими глазами видела! Думаю, это было важное открытие, собственное. Оно со мной всю жизнь. И еще – появилась у меня настоящая взрослая тайна. В нее отныне посвящены только двое – я и дед Иван.
Много лет гордилась честным словом, которое дала, и тем, что одна знаю, какой на самом деле человек дед Иван. И все время жалею отца, он же штурман! Мог бы, как дед Иван… чего мог – сама не знаю. Вел бы кружок в школе. Начинаю придумывать для него уважаемое занятие, а к вечеру прихожу из школы – на столе опять чекушка. Мачеха воодушевленно собирает на стол, а он морщится и явно стыдится меня. Вспомнил, наверное, мой вчерашний рассказ про разгромленное бездельниками и пьяницами здание местной милиции. Мне его жалко. Привычно думаю – уйти бы, поступить куда-нибудь…
В свой четырнадцатый день рождения встаю рано утром и говорю, как-то даже неожиданно для себя: «Прости, папа, но я от вас ухожу к маме!» В комнате повисла напряженная тишина. Надя застыла с открытым ртом. Мачеха засуетилась за столом. Отец спросил: «А мать знает об этом?». – «Нет еще…». – « А ты знаешь, где она живет?». – «Сестра Валя отведет»…
Отец опустил голову, мне было жалко его до невозможности вздохнуть, и я, прямо от стола, рванулась к двери. «Возвращайся, Томка!» – крикнул вслед отец.
Вот и все. Решилась. Не возьмет мать, пойду в детдом. Зато больше не увижу, как пьяненький отец унижается перед мачехой, прося ее не ходить в горком…