– Или можно сырников. Чего хочешь?
– Что тебе готовить проще.
– Ой-ой-ой, поглядите на него! – сморщилась Лидия Тимофеевна. – Мне одинаково – не ломай комедию.
– И того, и другого тогда, раз несложно, – усмехнулся он. – И чашку капучино, будьте добры, с двумя ложками сахара.
– Кого? Может, по сопатке лучше? – тихонько, чтобы не разбудить Николая Ивановича, захохотала Лидия Тимофеевна.
– Могу я увидеть администратора? И жалобную книгу, будьте добры.
– Администратора с цепи спускать придётся. Вас устроит, сударь? – развеселилась старушка.
– Такого мне не надо. Пожалуй, поем в другом месте, – улыбался Гомозин.
– Ну так что? И того, и другого? – постучала его по ноге мать.
– Не сложно?
– Нет.
– Тогда давай и того, и другого.
– Можешь тогда подходить через двадцать минут. Пока горячие.
Жуя облитые сгущёнкой сырники, Гомозин заворачивал в горячие блины айвовое варенье со сметаной и мысленно усмехался своим вчерашним мыслям об отъезде. Лидия Тимофеевна, пока заваривался чай, мыла посуду, всякий раз закрывая кран, когда тёрла губкой тарелки.
– Чего ты? Дорогая, что ли, вода стала? – прочавкал Егор Дмитриевич.
– Не говори с набитым ртом. Дурость какая! – гадливо проворчала мать. – Экономить нужно. Для будущих поколений.
– Рассказать тебе про круговорот воды в природе? – спросил Гомозин.
– Кому сказала? Прожуй – потом говори!
– Да такая вкуснотища! Пока не кончится, не перестану, – раскраснелся Егор Дмитриевич и продолжил набивать рот едой.
– Ну помолчи тогда, – всё дёргала кран Лидия Тимофеевна. – Уж как-нибудь пять минут без твоей болтовни продержусь.
– Вода же всё равно потом испарится, потом – в облака, потом – в дождь, и обратно в кран.
– Ну, сорванец! – закончила мыть посуду старушка. – Что ты во всё лезешь? Ну нравится мне так мыть! Встал бы сам да и помыл, раз такой умный.
– Ох, маманя, я бы тебе счётчик намотал, – хохотал с набитым ртом Гомозин.
– Фу, брехло! Какая я тебе маманя? Лучше бы не балаболил, а что-нибудь важное рассказал.
– А что тут неважного? – прищурился Егор Дмитриевич. – Ты так взрыв устроишь. Колонка тоже надорваться может. Так в новостях и скажут: «Старушка-джигит устроила теракт в многоквартирном доме».
– Фу, брехло! Чего там с Андрюшей приключилось? Чего уволился? – чуть ли не накинулась на сына с вопросом Лидия Тимофеевна.
– Да ничего, мам, – посерьёзнел Гомозин. – Не сошлись характерами.
– Пятнадцать лет сходились, а теперь перестали? – наливая заварку по кружкам, расспрашивала мать.
– У него, знаешь, – прожевав, основательно заговорил Егор Дмитриевич, – большой палец укоротился. Тесачком тяпнул случайно.
– Ох ты, как же он так? – поставила кружки на стол Лидия Тимофеевна и села напротив сына.
– Да пьяный, видно, мясо резал. Ну и что, палец-то он отрубил, и за пару недель всё кожей заросло. А вот недавно у него ноготь там стал расти. Как кость. Крюком таким, знаешь. – Лидия Тимофеевна не то скептически, не то брезгливо морщилась. – И отрос у него такой крюк-коготь. Острющий страшно. Ну и давай он меня этим крюком цеплять. Цеплял-цеплял – мне надоело, и я ушёл.
– Брехло, Егорка! – отмахнулась от него Лидия Тимофеевна.
– Палец даю на отсечение, так и было, – вытянул перед матерью руку Гомозин.
– Вот возьму как-нибудь да отсеку, – ударила его по руке полотенцем старушка.
– Чего дерёмся? – показался в дверном проёме заспанный Николай Иванович. – Приятного аппетита.
