Горечь отверженных - страница 16



– Галочка, но ведь то, что сегодня ей пришлось пережить, может свалить с ног даже взрослого человека. Когда Кабунярчик нёсся прямо на Полину, я сам чуть чувств не лишился. Ведь если бы он сбил её, она вряд ли бы выжила, вот тогда бы мы были действительно в ужасном положении.

– Если б, да кабы! Всё же обошлось! Что теперь-то об этом говорить!

– Это для нас обошлось, а она долго будет жить под впечатлением этого ужасного события. Сначала картина во дворе, а потом она приходит домой и видит голову своего любимца на столе. Разве нельзя было накрыть её тряпкой.

– Мне нужно было управляться с мясом, а не думать о всякой там ерунде. Завтра купим ей самую большую куклу, и она через день забудет своего хрюкающего любимца.

– Ну это, Галочка, не так просто! Ведь девочка сознание потеряла, значит, боль потери слишком глубока, может ей собаку купить, как ты думаешь?

– Я думаю, что ты тут понапрасну огород городишь, нечего с ней так носиться и потворствовать её слабостям. Пусть привыкает к жизни простой, как есть, чай не барыня!

А мне услышанное незнакомое слово понравилось, и раз мама злится, я решила, что непременно буду барыней, ей назло. После этих событий мне хотелось буквально всё, делать назло маме, потому что я не могла ей простить жестокую смерть Кабунярчика. Я с отвращением смотрела, как она поедала с неизъяснимым удовольствием колбасу и сало, приготовленное из предмета её мечты… Когда она угощала своих подруг этими деликатесами, она всегда хвалилась, как ей славно удалось откормить такого кабанчика с таким вкусным мясом, а всё от того, что она за ним хорошо и правильно ухаживала… С того времени я начала постоянно перечить маме и никакие уговоры и подзатыльники не помогали ей изменить моё мнение по какому либо поводу. Я стала упрямой, и это всё больше сердило маму, но я, не смотря на уговоры папы, не хотела ей уступать, если она была не права. Так, например, было и в отношении питания. Мяса от Кабунярчика хватило надолго, и мама почти всё готовила из него, но я так и не притронулась ник одному кусочку, хотя приходилось подолгу стоять в углу и получать подзатыльники за столом. Не смотря на это, я упорно ела только гречневую кашу и куриные яйца.

Это была первая осознанная жертва, принесённая мною ради моего любимого друга.


ГЛАВА ПЯТАЯ


РУХНУВШЕЕ ДЕТСТВО


Осень на севере короткая, почти мимолётная, как и весна. Природа быстро переходит от зимы к лету, а от лета к осени – всё происходит в течение одного месяца. Вот так, пока ещё погожим сентябрьским днём 1961 года, я вышла поиграть во двор. Местная детвора играла в новой песочнице, увлечённо лепя из песка куличики. Мне от чего-то ничего лепить не хотелось. Я сидела на бортике песочницы и наблюдала за тем, как птички склёвывают ягоды на рябине, любовалась разнообразными красками осеннего убранства деревьев. Моё мирное созерцание прервали две девочки из соседнего дома. Они подошли ко мне вплотную, будто намереваясь меня толкнуть с бортика песочницы, немного постояв, с вызовом глядя на меня, одна из них мне буквально выкрикнула:

– А у тебя родители не родные, тебя из детского дома взяли из жалости, вот!

Видимо ещё не совсем осознав суть её речи, я машинально спросила:

– А ты откуда это знаешь?

– А мы слышали, как мои родители с её родителями говорили, как тебя добрые люди приютили из жалости.

Выслушав эти новости, я медленно поднялась, и, видимо, что-то нехорошее было в моём взгляде, потому что девочки буквально сорвались с места и побежали к своему дому.