Праздник продолжался, играла музыка, слышался смех, и всё это теперь было без меня. На противоположной стороне от кровати, на стене, над небольшим столиком, уставленным всякими баночками, висело большое зеркало. Мне очень захотелось посмотреть на результаты лечения. Я тихонько встала и подошла к зеркалу. Даже при не полном освещении то, что я увидела, повергло меня в шок. Всё моё лицо, плечи, руки, живот, ноги были покрыты зелёными пятнами.
Я была такой страшной, что сама была напугана. От отчаяния по моим щекам опять заструились горячие слёзы, и зелёные струйки полились по щекам, от чего я испугалась ещё больше. У меня не было носового платка, и я не знала, чем мне вытереться, поэтому я боялась ложиться в постель, так как могла запачкать подушку, присев на краешек кровати, я стала ждать, когда высохнут мои слёзы. Мне было страшно одиноко и обидно от того, что я не могу, как Саша сидеть возле ёлки. Слёзы душили меня, но я боялась плакать из-за зелёных струек…
Меня манили звуки музыки, и я тихонько подошла к двери и приоткрыла её. Некоторые гости сидели за столом, некоторые танцевали, дяди курили у окна. Вдруг Сашина мама и тётя-мама подошли почти к двери и стали разговаривать. Сначала заговорила тётя-мама:
– Ну, как тебе наша девочка?
– Очень маленькая и напуганная, но это со временем пройдёт. Но я тебе удивляюсь, зачем такие жертвы, ведь не понятно, что лет через десять будет.
– У всех семейных дети, и люди пристают постоянно с расспросами, а теперь всё как у людей. Правда, наша девочка какая-то неказистая, но тут уж не приходилось выбирать, ты же знаешь, у нас в этом вопросе были сложности – репрессированным детей напрямую не дают, вот и пришлось прибегать к хитростям. Можно сказать, случай помог. У одних наших друзей в Инте знакомые оказались в Измаиле, которые решили от девочки избавиться, но не хотели отдавать в детский дом, а искали сами желающих взять ребёнка в семью. Вот нам и подсказали добрые люди. Мы списались с бабушкой девочки, а потом во время Володиного отпуска, прошлым летом и съездили. Все документы быстренько оформили и девочку к Володиным родителям отвезли, чтоб пообтесалась немного, а то она какая-то толи странная, толи дикая. Да только из этого ничего не вышло – девочка, как молчала, так и молчит. Да у них там в доме, как в старом храме, и порядки дикие, там поневоле замолчишь.
– Всё с ней будет нормально, просто время нужно. Такая маленькая, а столько стрессов. Забрали из родного дома, потом от Володиной родни. Для неё всё ново, всё непривычно. Вот даже непривычная еда вызвала такую бурную реакцию. Следите за её питанием, кормите пока всем для неё привычным и ни к чему не принуждайте, она сама включится в ваш ритм жизни, это я тебе как врач говорю. Коли взяли, так уж терпите.
– Да и не говори, куда уж теперь денешься. Но я вот переживаю, приедем домой, люди то с расспросами налетят. И ну ребёнка изводить, мол, как тебя зовут, кого больше любишь – маму или папу. А мне красней да объясняйся, почему она молчит.
– Ой, Галя! Нашла, о чём печалиться, говори, что она очень робкая и чужих людей смущается, а там, глядишь, девочка и начнёт потихоньку общаться.
– Да вот ещё и маленькая она очень, всем это в глаза бросается. За полгода и не выросла ни на сантиметр, и не поправилась. Мы с Володей крупные, вот и будут пенять – в кого она у вас такая кроха.
