Горизонты исторической нарратологии - страница 9



Нарративные практики, как говорилось выше, базируются на событийности человеческого опыта. При этом они двоякособытийны: помимо рассказываемого – референтного – события в состав нарративного акта, как впервые было отмечено Бахтиным, входит коммуникативное «событие самого рассказывания»[35]. Нарративная природа высказывания состоит в связывании двух событий – референтного (поведываемого, свидетельствуемого) и коммуникативного (само свидетельствование как событие) – в единство художественного, религиозного, научного или публицистического произведения. Раздвоение событийности на референтную и коммуникативную можно признать общим место современной нарратологии, но соотношение этих аспектов исторически изменчиво.

Коммуникативное событие рассказывания состоит не только в привлечении к участию в нем адресата, но и в преобразовании референтного события в нарративную историю. Последняя шире события в строгом значении этого термина. В состав истории может входить весьма протяженная цепь событий (в значительной степени это будет зависеть от меры фрактальности излагания истории), при этом в нее входит целый шлейф дособытийных и после-событийных обстоятельств, а также привходящих процессуальных моментов, подлежащих итеративному изложению. Без такого рода «шлейфа» нарративный текст обычно не может обойтись.

Что касается «большой» Истории народов и человечества, то историческая наука обычно стремится выявить в ней процессуальный фундамент закономерных изменений, подлежащий освещению итеративному и экзегетическому (объяснительному). Однако полная денарративизация исторического знания, к чему стремилась знаменитая школа «Анналов», оказалась невыполнимой задачей. Даже из научной историографии, не говоря о художественной и иных нарративных практиках, невозможно вполне устранить отвергавшуюся основателями «Анналов» «пену событийности».

В области же литературы, исходя из того, что термин «история» «обозначает содержание нарратива», Вольф Шмид задается вопросом: «каково отношение между изменением ситуации (событием – В.Т.) и историей? Сколько изменений состояния требует последовательность, чтобы стать историей? Количественно определять различие между историей и изменением состояния невозможно – история может состоять лишь из одного изменения. Различие существует на структурном уровне – изменения состояния являются частью истории. История содержит наряду с изображенными изменениями, т. е. динамическими элементами, элементы статические, например, состояния сами по себе, исходные и конечные, агентов и пасиентов, и обстановку»[36].

К перечисленному ведущим европейским нарратологом необходимо присоединить еще одно – смысловое измерение. Бессмысленное происшествие не является событием и не может быть рассказано – только описано (с позиции непричастного наблюдателя, каким нередко становится ребенок относительно непостижимых для него событий взрослой жизни). А для осмысления происходящего требуется определенный контекст: соположение ряда событийных происшествий (предшествовавших, последовавших, параллельных) и некоторого внесобытийного фона. Любая история может быть рассказана лишь в том случае, если она служит репрезентацией минимально необходимого для этого событийного контекста.

Наконец, неотъемлемыми параметрами истории являются начало и конец, выхватывающие ее из нарративно неосмысленного потока остальной жизни. Жизнь продолжается, однако данная история с ее автономным смыслом заканчивается.