–– Вы – настоящий мужик! Вам будет трудно среди писателей, но вы
ничего не бойтесь, говорите всегда так, как чувствуете, выйдет грубо -
ничего! Умные люди поймут…
О женщинах он говорит охотно и много, как французский романист,
но всегда с тою грубостью русского мужика, которая – раньше – неприятно
подавляла меня. …
Сегодня в роще он спросил Чехова:
–– Вы сильно распутничали в юности?
Антон Павлович смятенно ухмыльнулся и, подергивая бородку, сказал
что-то невнятное, а Лев Николаевич, глядя в море, признался:
– Я был неутомимый…
Он произнес это сокрушенно, употребив в конце фразы соленое
мужицкое слово и продолжал:
– Есть такие минуты, когда мужчина говорит женщине больше того,
что ей следует знать о нем. Он сказал – и забыл, а она помнит. Может
быть, ревность – от страха унизить душу, от боязни быть
униженным и смешным? Не та баба опасна, которая держит за…, а
которая – за душу.
Вечером, гуляя, Лев Николаевич неожиданно произнес:
– Человек переживает землетрясения, эпидемии, ужасы болезней и
всякие мучения души, но на все времена для него самой мучительной
трагедией была, есть и будет – трагедия спальни…*
Горький, с некоторым удивлением, говорил жене:
–– Знаешь, Катерина, он любит ставить коварные вопросы: что вы думаете о себе, любите ли вашу жену? Лгать перед ним – нельзя…
Ближе других Горький сошелся Чеховым. Однажды Антон Павлович, задумавшись, тихо сказал ему:
–– Такая нелепая, неуклюжая страна – эта наша Россия –
Это стыдно и грустно, а верно: есть множество
людей, которые завидуют собакам…
И тотчас же, засмеявшись, добавил:
–– Я сегодня говорю все дряхлые слова… Значит – старею…
Однажды его посетили три пышно одетые дамы;
наполнив его комнату шумом шелковых юбок и запахом крепких
духов, они чинно уселись против хозяина.
–– А кого вы больше любите – греков или турок? – спросила она.
Антон Павлович ласково посмотрел на нее и ответил с кроткой,
любезной улыбкой:
–– Я люблю – мармелад… А вы – любите?..
– Вы славно беседовали! – заметил я, когда они ушли.
Антон Павлович тихо рассмеялся и сказал:
– Нужно, чтоб каждый человек говорил своим языком…
Никто не понимал так ясно и тонко, как Антон Чехов…
– Знаете – напишу об учительнице, она атеистка – обожает
Дарвина, уверена в необходимости бороться с предрассудками и суевериями народа, а сама, в двенадцать часов ночи, варит в бане черного кота, чтоб достать «дужку» – косточку, которая привлекает мужчину, возбуждая в
нем любовь, – есть такая косточка…
– Знаете, почему Толстой относится к Вам так неровно? Он ревнует…
Да, да. Вчера он говорил мне: «Не могу отнестись к
Горькому искренно, сам не знаю почему, а не могу… Горький -
злой человек. Он похож на семинариста, которого насильно
постригли в монахи …»
Рассказывая, Чехов досмеялся до слез и, отирая слезы
продолжал:
– Я говорю: «Горький – добрый». А он: «Нет, нет, я знаю.
У него утиный нос, такие носы бывают только у несчастных и
злых. И женщины не любят его, а у женщин, как у собак, есть
чутье к хорошему человеку … Уметь любить – значит все уметь…*
Чехов наставлял молодого литератора. Знаменитый писатель, любивший начинающего автора, не был, например, в восторге от того, что в рассказе «Мальва» море «смеялось».
Чехов учил: море не смется, не плачет; оно шумит, плещется, сверкает. Читателям, однако, нравилось, что море может смеяться.
* * *
Мысли Горького, его чувства, дела, заслуги,
