Дарвин не мог сделать большего по трем причинам:
Во-первых, служба в Тайной полиции не оставляла времени на воспитание ребенка. Его жизнь состояла из рисков, расследований и постоянной угрозы. Завести семью – одно, но взять под опеку сына, когда сам находишься в эпицентре опасности, означало бы сделать его мишенью.
Во-вторых, личные обстоятельства. Тогда он только начал общаться с Алеттой. У него еще не было семьи, но Дарвин уже понимал: любое опрометчивое решение может повлиять не только на него. Общество вряд ли приняло бы спокойно, что сотрудник Тайной полиции воспитывает сына террористов – и удар мог достаться самым близким
В-третьих, стратегический расчет. В сиротском доме Крафт оставался в безопасности и вне поля зрения. Если бы Дарвин усыновил его официально, это вызвало бы ненужное внимание. В будущем мальчик неизбежно столкнулся бы с предвзятым отношением.
Но даже не сделав его частью своей семьи, Дарвин не оставил Крафта. Он следил за его судьбой, помогал, создал ему лучшие условия.
Со временем, уже обзаведясь семьей, Дарвин продолжал поддерживать Крафта. Он давал наставления, помогал материально, стал тем, на кого тот мог положиться.
Следуя его примеру, Крафт окончил обучение, поступил в Тайную полицию и в итоге перевелся в отдел Дарвина, став его заместителем и начальником оперативной группы.
Теперь, глядя на оцепленный стадион, Дарвин понимал, насколько далеко продвинулась эта история.
Когда-то он спас мальчика, не зная, кем тот станет. Теперь Крафт был рядом – не как подопечный, а как боевой товарищ.
И все же, наблюдая за беспорядком, Дарвин ощущал двойственное чувство.
С одной стороны, его беспокоила жизнь мирных гоминоидов.
С другой – он понимал: если за этим стоят «Виндикаре», значит, у него появился шанс окончательно покончить с ними.
Вскоре Лавис принес важную информацию:
– По словам зрителей, нападавшие у раздевалок были в черных плащах и балаклавах. Один очевидец сорвал балаклаву с бандита и увидел пепельно-светлую шерсть. Сам преступник крупный, выше среднестатистического южанина, предположительно северянин.
– Или просто старик бодибилдер, – усмехнулся Дарвин. – Сколько их?
– От десяти до двадцати, по разным оценкам. Никаких требований не выдвигали, связи нет, – ответил Лавис.
Дарвин нахмурился. Это не похоже на обычное преступление. Скорее – демонстрация силы или запугивание.
– Запустим дроны с тепловизорами, найдем точное расположение и начнем штурм, – распорядился он.
Дроны обнаружили около пятидесяти гоминоидов, запертых в раздевалке, и группу из десяти террористов, занявших позиции у выходов на поле и у раздевалок – удобное для штурма расположение.
– Крафт, про оружие не забыл? – спросил Дарвин
Крафт кивнул:
– Вот «Вихрь БЛ-10» с рассеивающим пучком, хорош для ближнего боя.
– Ты уверен, что пойдешь сам?
Не дождавшись ответа, Дарвин обвел взглядом команду:
– По возможности брать живыми. Вперед!
Сержант группы быстрого реагирования Стронг двигался первым, за ним следовали семь бойцов, замыкали строй Крафт и Дарвин. Каждый шаг к раздевалке казался вечностью. Сердце билось так сильно, что Дарвин ощущал удары в ушах. Он знал: любая ошибка может стоить жизни – им или заложникам.
Последний раз он участвовал в штурме пять лет назад, когда в звании майора вел переговоры с наркоманом и контрабандистом Электрума, который угрожал убить свою мать.
Тогда ситуация была куда проще – преступник не представлял ценности для полиции, и его ликвидация была допустима.
