На рыночной площади галикарнасец замедлил шаг возле вертикально вкопанных досок, к которым за руки и за ноги были привязаны беглые рабы. Поморщился от едкого запаха смерти. Потом тяжело вздохнул, сочувствуя погибшим от жажды бедолагам. Такой жестокости он не видел даже в варварском Египте.
«Эх… Не успели добраться до храма Артемиды Мунихии», – с сожалением подумал Геродот.
По вымостке вдоль Фалерской стены ему навстречу целыми семьями шли афиняне. Этот праздничный день многие горожане хотели провести на взморье, где так хорошо пьется вино под жаренных на вертеле голубей.
Над соленым болотом Алипедон кружились чайки, вылавливая в принесенном Кефисом мусоре дохлых силявок. Древний некрополь в Эхелидах ощетинился высоченными кипарисами. С ипподрома доносилось конское ржание.
За Итонскими воротами галикарнасец остановился, чтобы осмотреться. С этой стороны он заходил в Афины впервые. Помахал Афине Промахос, словно старой знакомой. Уважительно взглянул в сторону Ареопага, на вершине которого вершились судьбы Эллады.
Затем уверенно свернул к кварталу Мелите, где жил Перикл…
Вечером седьмого таргелиона[12], в день рождения Аполлона, Первый страег собрал друзей на симпосий – дружескую попойку. Компания подобралась разношерстная, тем не менее веселая и озорная. Всех присутствующих объединяло одно существенное свойство – среди них не было ни одного дурака.
Некоторых гостей Геродот знал раньше. С другими встретился впервые у Перикла. Фидия, например, он помнил еще по кругу друзей Кимона. С Софоклом дружил давно и поддерживал переписку.
Пожилого Дамона галикарнасец до этого видел несколько раз играющим на кифаре возле алтаря Двенадцати богов, где известный музыкант пытался обучить афинян добродетели с помощью музыки. Хотя сам к нему не подходил, но не потому, что считал себя непогрешимым, просто не хотелось толкаться среди слушателей.
Зато в доме Перикла Дамон старался держать язык за зубами и открывал рот в основном только тогда, когда пел. Особенно хорошо ему удавалось исполнение поэмы «Гибель Илиона». Голос у него был слегка надтреснутый, однако он прекрасно держал мелодию и хорошо брал высокие ноты.
Перикл часто просил Дамона спеть что-нибудь из «Одиссеи». Когда кифаред интонацией иронично подчеркивал двусмысленное положение Ареса в любовной сцене с Афродитой, Первый стратег поощрял исполнителя циничной ухмылкой.
А в сценах из «Илиады», где Гера бьет по щекам Артемиду луком или Зевс отчитывает раненного Диомедом Ареса за преувеличенную воинственность, он заразительно смеялся. Перикл занимал в Афинах высокий пост, поэтому мог позволить себе в присутствии друзей некоторое вольнодумство.
Геродот не одобрял непочтения к олимпийцам, улыбался только из вежливости, а про себя даже ругал святотатцев. Тем не менее он никогда не отказывался от приглашений своего попечителя на дружеский кутеж.
Моложавый напористый абдерит Протагор вместе с пожилым и сдержанным в речах клазоменянином Анаксагором чрезмерно увлекались заумными диспутами на философские темы.
Однако Геродот не стеснялся расспрашивать собеседников, если сомневался, что правильно понял высказанные ими сложные умозаключения. Философы снисходительно объясняли – все-таки галикарнасец был среди друзей Перикла самым молодым. Хотя Протагор был старше Геродота всего на год, ему исполнилось тридцать три.
На общее течение разговора такие паузы никак не влияли, в основном благодаря тому, что гости много пили. Рано или поздно наступал момент, когда нить повествования ускользала от оратора, и тогда научная беседа превращалась в шутливую перебранку. Всякое мнение при этом становилось истинным, а суть предмета растворялась в «кудрявых» рассуждениях, будто кухонный жир в растворе натрона.
