Мозг отключился, сработал инстинкт, и я сомкнула губы. Сразу сильно, сразу принимаясь сосать, крутить головой и усиленно гладить языком головку. Ждать просто не могла и хотела наконец окунуться в пошлость.
Варов вздрогнул и сжал мои волосы.
— Т-ш-ш, — прошипел он, — не торопись, ты все получишь.
Даже хриплый и возбужденный голос оставался твердым, ему хотелось подчиняться. Это привносило особенное наслаждение: покоряться, следовать советам знающего доктора, который все сделает правильно. С трудом я заставила себя остановиться. Требовалось перевести дыхание, но сердце бешено колотилось и хотелось подрожать ему. Я успокаивалась, позволяя себе только сжимать губы и слабо посасывать, смакуя вкус Варова, его дрожь и слабое мычание. Природа брала свое, и я ускорялась, изучая его языком, старалась огладить все-все. Варов и сам едва терпел. Он стал двигать бедрами, но проникал неглубоко, и хотелось выть от досады! Черт, мне требовалось буйство, и что-то такое, что-то… да не знаю!
Я снова забылась, брала глубже и не обращала внимание на то, что волосы на затылке больно натягивались. Варову нравилось, он мучительно простонал и подался назад, но не смог прервать меня. Во рту осталась только головка, такая соблазнительная, с мягкой натянутой кожей. Хотелось смаковать ее, как конфетку. Так я и делала, пока сосала, сжимала губами и двигала головой туда-сюда. И Варов сдался, стал двигаться мне навстречу и хрипло стонать каждый раз, когда член оказывался глубоко. Теперь он правил, обхватив меня за голову. Я только сжимала губы и упивалась моментом, когда меня имели в рот. И не было в этом чего-то грязного — только мужская власть и необузданное желание, которое не было смысла сдерживать.
Блузка и так держалась слабо, а скоро вовсе слетела. Я не открывала глаза, просто почувствовала какую-то свободу и обняла Варова за бедра.
Он так соблазнительно двигался, но джинсы мешали все чувствовать. Наверняка он был таким горячим… Я потянулась к пуговице, но Варов отстранился и приподнял мою голову за подбородок, погладил его большим пальцем, замер.
— Знаете, — протянул он с придыханием, — мне ведь нужно везде вас осмотреть.
В голосе было столько обещания, что от предвкушения сжалось горло. Я открыла глаза и поймала на себе внимательный взгляд блестящих от возбуждения глаз. Варов помог мне подняться и лечь на диван. Я не успела устроиться, а он уже расстегнул молнию на моих джинсах и стаскивал их. Еще пытался играть, улыбался, внимательно наблюдал, но двигался отрывисто и неуклюже. Я не собиралась помогать и наблюдала за ним: за лоснящимися, приоткрытыми губами, полуопущенными ресницами, частым дыханием.
Варов буквально содрал с меня джинсы с бельем, и попытался вернуться к привычной роли. Я согнула ноги в коленях, чтобы он принудил меня раскрыться, показать самое интимное. Варов снова не торопился и погладил мои ноги. Торопливо, но аккуратно, согревая теплом и наблюдая за своими руками. Ласки казались слабыми на фоне бурлящего возбуждения, но прервать их не хватало воли. Такие приятные, искренние, и Варов был очаровательным с отпечатком наслаждения на лице.
Как-то незаметно он опустил руки на лодыжки и обхватил их. Дальше все ощущалось невероятно остро: давление пальцев, сперва слабое, потом сильнее, сильнее, принуждая развести ноги. Я напрягалась, чтобы чувствовать настойчивость Варова и видеть, как он смотрел, как часто втягивал воздух и ждал. Было особенно приятно развести ноги широко, освободиться от жеманности, раскрыться перед своим доктором. Он не ждал, стал гладить внутреннюю сторону бедер. Кожа там была такой тонкой, так остро ощущались изгибы пальцев и ладоней, их мягкое тепло и дрожь. Я едва терпела, закрыла глаза, забылась, а Варов все подбирался руками к самому интимному. Ближе, ближе… я закусила губу, ждала этого, как чего-то чудесного.
