Замужем Модеста была за Федором Балком, ничем не примечательным военным из Немецкой слободы. Но Петр и его жаловал: за скромность и несклонность к рассуждениям. Сам приставил эту пару к новой супруге своей – Екатерине, и Модеста очень быстро стала доверенным лицом государевой полюбовницы. А уж как стала та венчанной, законной женой, на Балков посыпались милости. Да и Виллим очень кстати в фавор к государю попал.
Теперь, после брака дочери Натальи с родственником Петра, они поднялись еще на одну ступень в обществе. Нужды нет, что титула им государь никакого не дал, и без титула можно хорошо жить. Высокородные да титулованные иной раз неделями в приемных дожидаются. Пока государь соизволит из пред свои светлые очи допустить, а Модеста проскальзывала немногим ведомыми потайными ходами во все дворцовые покои. И никаких секретов для нее в дворцовой жизни просто не существовало.
– Сестрица, – с порога комнаты начал Виллим, – догадайся, что госпожа моя, Екатерина Алексеевна только что удумать изволила.
Модеста отложила в сторону вышивание, на котором, как заметил Виллим, за долгое время прибавилось хорошо если десяток новых стежков, и пожала плечами:
– Откуда же мне знать, что государыне угодно придумать? Я не провидица. Хоть намекни, братец.
– Намекну, – охотно согласился Виллим, усаживаясь напротив сестры в покойное, обитое дорогим гобеленом кресло. – Ежели кофием угостишь…
Модеста усмехнулась и тряхнула колокольчиком.
– Так вот, дорогая сестрица, – продолжил Виллим, обмакнув в кофе кусочек бисквита, – речь пойдет о брачных конъюнктурах.
– Уж не тебя ли государыня оженить вздумала? – искренне удивилась Модеста.
– Пока Бог миловал, – усмехнулся Виллим. – Соньку Скавронскую сватать будет за… Ну-ка догадайся, за кого?
– Уж точно не за Петрушу-цесаревича, – вернула ему улыбку сестра. – Думаю, кого-нибудь из иноземцев присмотрела.
– Нет, государыня выше метит. Хочет свою племянницу за князя Ивана Долгорукого отдать.
– Совсем ума лишилась? – фыркнула Модеста. – Так и побежит князь Алексей Григорьевич своего старшего сына на дочери вчерашних холопов женить.
– Государь прикажет – не побежит, на брюхе поползет, – отозвался Виллим. – Теперь главное, чтобы государю сия свадьба по душе пришлась. А вот как это сладить – не знаю. Подумать надо.
– И думать нечего, – отмахнулась Модеста. – Коли Ванька на племяннице государыни женится, Долгорукие кругом повязаны будут… цепями Гименея. Катьку старшую, девку заносчивую, за венца выдали – с глаз долой, о России подалее. Среднюю дщерь с Меньшиковым окрутили, теперь и думать нельзя о том, чтобы с цесаревичем…
– С цесаревичем?! – несказанно изумился Виллим.
– Ты бы братец, не столько на государыню любовался, да прибыли считал, сколько по сторонам бы глядел, да слушал повнимательнее. Точно мне ведомо: светлейший хотел свою Машку за цесаревича выдать, царским тестем стать, и Екатерина тому не противилась. Да проштрафился сильно – в ссылку угодил. Долгоруковы ведь тоже планы строили – Катьку или Ленку под царский венец подвести. Умные люди вовремя государю о сем шепнули. Теперь Ивана на Соньке женить – и конец Долгоруким, никакой власти не получат. А к цесаревичу невеста аж с самого Мадрида едет.
– Это младенец-то? – усмехнулся Виллим.
– Ничего, подрастет. Цесаревич тоже еще мальчишка, годиков десять женихом походит. А десять лет, братик, до-о-лгий срок, многое перемениться может.
