Именно этот вопрос занимал и ту, о которой грезил юный французский монарх. Елизавета ехала в поместительной дорожной карете с двумя своими ближайшими фрейлинами – Натальей Лопухиной и… княжной Марией Кантемир, которая незадолго до отъезда принцесс во Францию явилась к государю и попросила о столь высоком назначении.
Пётр Алексеевич колебался: прежняя любовь к прекрасной молдаванке, память об их так и не родившемся сыне сжимали сердце и подталкивали к отказу. Но здравый смысл, подсказывавший ему, что лучшей наперсницы для его любимой, но легкомысленной Лизаньки, найти просто невозможно. Княжна Кантемир известна своей набожностью и скромностью, тогда как Наташка Лопухина была настоящим воплощением греха. При французском дворе и без того нравы, говорят, легкие, как бы не наделала юная королева ошибок с первых же шагов…
Государь позволил. И Мария Кантемир – к великому неудовольствию Лопухиной и к огромной радости государыни Екатерины Алексеевны отправилась в Париж в одной карете с невестой французского короля. А за ними следовала целая вереница карет со свитой и возки с приданным обеих принцесс. Лишь при приближении к Парижу принцессам надлежало пересесть каждой в особую парадную карету, дабы их женихи могли церемонию встречи провести, как подобает.
И плакала почти всю дорогу Наталья тихими, обреченными слезами, чем раздражала Елизавету безмерно: о чем ревет, дурочка? Ну, братец любимый в России остался, так не век же при нем сиднем сидеть, надо и о себе подумать. Петрушка-то императором когда-нибудь станет, на испанской инфанте женится, разве будет у него время с сестрицей возиться? Так и помрет старой девой. А тут – герцогиня Орлеанская, вторая дама во Франции после королевы, а ежели повезет, так глядишь и сама – королева польская. Другая бы от счастья себя не помнила…
Да Бог с ней, с Наташкой-то малахольной, а вот что отвечать королю-жениху на приветственную речь? И что скажет ей этот юный белокурый красавец, чей портрет она часами разглядывала тайком от окружающих? Говорили, он выбрал ее, Елизавету, из сотни других принцесс. Врут, поди: откуда в Европах столько принцесс-невест набрать? Но все равно – лестно, сладко и страшно чуть-чуть. Как бывает страшно, когда санки срываются с вершины снежной горы и летят вниз.
Король… Он встретит ее на прекрасной лужайке перед самым красивым дворцом мира, как все твердят о Версале, и скажет ей… Что же он скажет? Наверное, то, что обычно говорят при встрече: «Добро пожаловать во Францию, моя принцесса». А она… она, пожалуй, ответит так:
– Я счастлива, сир, что выбор наихристианнейшего короля пал на меня…
Нет, глупо. Что она – безродная бесприданница? Еще неизвестно, кто кого больше осчастливил. Она-то первой красавицей в Европе слывет. Что же ответить? Жаль, не успела Аннушку, сестрицу, перед отъездом попросить ей слова придумать. Та – умница, враз бы нашла самые-самые. И ведь проговорили последний раз чуть ли не всю ночь – а о чем, не вспомнить. О пустяках каких-то, о том, что будут писать друг другу каждую неделю, что Елизавета приедет на свадьбу к Аннушке…
Когда она будет эта свадьба и с кем? Неужели с герцогом Голштинским, который и собой нехорош, и небогат, и часть герцогства у него датчане отняли? Правда, папенька сулил ему шведский престол… вот хорошо бы. Стала бы Аннушка шведской королевой… Нет, но что же все-таки сказать при первой встрече жениху?
