Говорящие портреты. Галерея памяти - страница 13

Открытие было нешумным, просто повесили работы – и назад. Потянулось время в Грассе в ожидании конца выставки. У Розарио, как она сказала, была при себе лишь стодолларовая бумажка, которую трудно разменять на Евро. Невероятно капризная, она могла заявить «хочу мороженое» или «хочу пиццу» и пр., потом переходить от одного киоска к другому, подолгу стоять, разглядывая все образцы мороженого, пиццы, и пр., когда же наконец что-то выбирала, то платить за это «что-то» должна была я, ведь у неё была всего лишь стодолларовая бумажка, которую она не могла разменять. Наконец, я позвонила в мой банк и спросила, сколько осталось на моём счету. Оказалось, осталось немного, на одну только Розарио было истрачено 600 долларов. С той минуты, когда Розарио говорила «хочу…», я отвечала «хочешь – иди и покупай», и отходила в сторону. Ей удалось разменять свою стодолларовую бумажку, впредь я тратила на неё лишь время.

От катиного дома в Грасс путь лежал через заброшенную железную дорогу. Это был интересный, по-своему красивый, экзотичный путь пешком. Однажды мы отправились в Грасс в поисках школы парфюрмеров «Галлимард» – идея, кстати, принадлежала Розарио, спасибо ей: найти эту школу, взять урок, самим сделать духи. Пришли в Грасс, искали по адресу школу. Грасс маленький и такой старенький город, многие улицы которого кончаются тупиком. Я обратилась к проезжающему на автомобиле человеку, тот в ответ предложил просто подвезти нас к этой школе. И даже забрать нас после занятий. «Спасибо, забирать не стоит, найдём, спасибо!» Выходили из машины – Розарио скандировала умышленно громко, чтобы он слышал: «Вот какие хорошие тут люди! Представляешь, довёз нас. Вот какие тут хорошие люди!» Наконец, вошли, заплатили – у неё оказалось денег достаточно. Сделали в этот день женские духи, я назвала свои «Анна-Нина» (скромно?), она – «Ночные фантазии». Мои на жасминной основе, её на ванильной. На следующий день отправились привычным путём, то есть по этой же заброшенной железной дороге, делать мужские духи, мои назвались «Майкл О» Нил», её – «Джимми». В честь наших знакомых мужчин…

Мы с Катей ужинали обычно в девять вечера, а Розарио ужинать с нами отказывалась, мол, никогда не ест после шести, уходила к себе. И вот как-то ночью (было на часах 2 ночи) я увидела свет в катином доме, решила навестить, пошла на огонёк. Катя спала, Розарио смотрела ТиВи – итальянский канал, показ моды. Обрадовалась моему приходу, стала говорить о моде, меж тем вынимая из катиного холодильника сыр, апельсины, отправляя сыр в рот щедрыми кусками, а апельсины… Особенно интересно она поглощала апельсины: лихо разрезала, просто разрубала ножом апельсин на две половинки, энергично выжимала сок из каждой половинки в широко распахнутый рот. Зрелище было просто нереальное. (Вспомнился «Гаргантюа и Пантагрюэль». ) Катя не заметить убывания съестных припасов из холодильника не могла, но сетовать не позволяло воспитание.

***

Катя сказала, тут недалеко дом, в котором жила Эдит Пиаф, и мы с Розарио отправились пешком посмотреть этот дом. Посмотрели лишь через решётку ограды – и назад. Проголодались, на пути был продовольственный магазин. Но оказалось, я забыла кошелёк с деньгами дома. Розарио накупила себе съестного: йогурт, булочки, фрукты, вышла, села на барьерчик и стала всё пожирать, а я ходила вокруг причитая «Я забыла деньги, я забыла деньги…» Розарио не обращала на меня никакого внимания, сидела на барьерчике, ела… Я всё-таки умолила её дать взаймы несколько франков (она долго игнорировала обращённые к ней слова), купила баночку йогурта… Вернулись. Катя попросила меня собрать опавшие с дерева спелые абрикосы, но оставить те что на дереве, на нижних ветках – она на завтра пригласила в гости галерейщика Марка, он приедет с детьми, им будет в радость срывать абрикосы… Как-то само собой разумелось, на время приезда Марка нам с Розарио следует удалиться, м