ста для этого «удалиться» много. Надо сказать, с самого начала, с первых минут появления в катином доме, Розарио, смекнув что Катя «богатая» женщина, всем своим видом старалась угодить ей, казаться полезной, быть ей лучшей подругой, более полезной и лучшей чем я, а в утро прибытия на машине Марка с детьми никуда не удалилась, надела красивую белую блузку и осталась с Катей. Очевидно, галерейщик, по её сценарию, должен был заинтересоваться ею, и попросить показать портфолио. (Было приготовлено.) Я оставила моих кошек во флигеле и ушла в дальний угол парка, легла на траву и рисовала травки, слышала голоса детей в абрикосовом саду… Наконец, звуки отъезжающей машины, из которой на секунду выскочил Марк сказать «до свиданья». Позже Розарио жаловалась: Катя веля себя с ней как с прислугой: принеси то, подай это, какое там показать портфолио. Всё правильно, во-первых, Розарио и выглядела в своём наряде как аккуратная прислуга, и потом, Катя нашлась как оградить себя от вторжения cамозванки.
В один из дней мы выбрались в город, то есть в Ниццу. Оказалось, моя спутница боится высоты и боится воды. Когда я из окна вагона электрички показывала на аквамариновую водную гладь: «Ах как красиво», она отворачивалась: «Боюсь, не могу смотреть». При переходе через мостики вцеплялась в рукав моей одежды.
Зайцы. Немного заблудились, и нужно было сесть в электричку проехать пару остановок до нужной станции. Вошли в вагон, сели «зайцами», билет купить не удосужились. Вошёл контролёр, сел напротив нас. Видел наши испуганные лица (впрочем, испуганным было лицо моё, лицо же Розарио оставалось неподвижным, как всегда тупо-бессмысленным), улыбался. Я глупо улыбалась в ответ. Приехали, мы с ней выходили, он махнул рукой, я махнула ему рукой в ответ, она громко возмущалась: «Почему это он улыбается? Наглый…» Я возражала: его улыбка лишь знак лояльности, не наглости…
…Кончилась выставка, и вот мы в автобусе… В самолёте… Розарио вцепилась в рукав моего свитера, и я, чтобы расслабиться, прошу вторую порцию красного вина…
