Граф Калиостро, или Жозеф Бальзамо. Том 1 - страница 23
Перед ним стоял мальчик лет шестнадцати, от силы семнадцати, невысокий, щуплый, нервный; взгляд черных глаз, бестрепетно устремленный на человека, привлекшего его внимание, был пленителен, хотя и не слишком дружелюбен; тонкий крючковатый нос юноши, узкие губы и торчащие скулы свидетельствовали о лукавстве и осмотрительности, а сильно выдававшийся вперед округлый подбородок изобличал решительность нрава.
– Это вы сейчас кричали? – спросил путешественник.
– Да, сударь, – ответствовал молодой человек.
– А почему вы кричали?
– Потому что… – И юноша умолк в нерешительности.
– Потому что?.. – повторил путешественник.
– Сударь, – вымолвил молодой человек, – в одноколке была дама?
– Да.
И глаза Бальзамо устремились на карету, словно желали проникнуть сквозь толщу ее стенок.
– А к колесу кареты была привязана лошадь?
– Да, и я не понимаю, черт возьми, куда она делась!
– Сударь, дама, сидевшая в одноколке, ускакала на лошади, которая была привязана к колесу.
Не проронив ни слова, ни звука, путешественник ринулся к одноколке и отодвинул кожаные шторки: молния, сверкнувшая в этот миг в небе, позволила ему увидеть, что экипаж пуст.
– Ад и преисподняя! – зарычал он, едва ли не заглушая гром, раскатившийся в это самое время; потом он бросил вокруг взгляд, словно искал средства устремиться в погоню, однако тут же убедился, что пуститься в погоню не на чем.
– Догонять Джерида на одной из этих кляч, – проговорил он, качая головой, – это все равно что посылать черепаху в погоню за газелью… Но я все-таки узнаю, где она, если только…
Он поспешно и с тревогой сунул руку в карман куртки, извлек небольшой бумажник и раскрыл его. В одном из отделений бумажника обнаружился сложенный лист бумаги, а в бумаге – черный локон.
При виде этого локона лицо путешественника прояснилось, и сам он – во всяком случае внешне – успокоился.
– Ну что ж, – выдохнул он, проведя по лбу рукой, по которой тотчас же заструился пот, – ну что ж, ладно. А она ничего не сказала вам, уезжая?
– Да, сударь, сказала.
– И что же?
– Велела передать вам, что оставляет вас не из ненависти, а из страха; она, мол, добрая христианка, а вы, напротив того…
Молодой человек заколебался.
– А я, напротив того?.. – повторил путешественник.
– Не знаю, следует ли мне передавать слово в слово…
– Да передайте же, черт вас побери!
– А вы, напротив того, атеист и неверующий, и нынче вечером Господу угодно было послать вам последнее предупреждение; она, дескать, вняла этому предупреждению и заклинает вас также к нему прислушаться.
– И это все, что она вам сказала?
– Да, все.
– Что ж, поговорим теперь о другом.
И на челе путешественника изгладились, казалось, последние следы тревоги и огорчения.
Молодой человек следил за всеми этими движениями сердца, отражавшимися на лице собеседника, с любопытством, свидетельствовавшим о том, что ему также не чужда известная доля наблюдательности.
– А теперь скажите, мой юный друг, – произнес путешественник, – как вас зовут?
– Жильбер, сударь.
– Просто Жильбер? Наверно, это только имя, данное вам при крещении?
– Это моя фамилия.
– Превосходно! Мой любезный Жильбер, само Провидение послало мне вас на выручку.
– К вашим услугам, сударь, и если я чем-нибудь могу вам помочь…
– То и поможете, благодарю вас. Да, знаю: в ваши годы люди находят удовольствие в помощи ближним; впрочем, услуга, в которой я нуждаюсь, невелика: я попрошу вас всего-навсего указать ночлег на эту ночь.