– О сударь!..
– Не спорьте, любезный гость. Постель отвратительна, я знаю: это постель моего сына.
– Клянусь вам, господин барон, постель показалась мне превосходной. Как бы там ни было, я в смущении от вашей доброты и от всего сердца хотел бы оказать вам взамен какую-нибудь услугу.
Старик, не упускавший случая пошутить, указал ему на Ла Бри, который поднес хозяину стакан воды на прекрасной тарелке саксонского фарфора, и проговорил:
– Прекрасно, господин барон, у вас есть случай сделать для меня то же, что наш Спаситель сделал на свадьбе в Кане Галилейской: превратите эту воду в вино, но по крайней мере в бургундское, например в шамбертен, и вы окажете мне тем самым величайшую услугу.
Бальзамо улыбнулся; барон, сочтя его улыбку за отказ, залпом опорожнил стакан.
– Замечательное средство, – заметил Бальзамо. – Вода, барон, – самое благородное вещество: именно над нею носился Дух Божий перед сотворением мира. Ничто не может ей противостоять: она точит камень, и, быть может, когда-нибудь обнаружат, что в ней растворяются алмазы.
– Ну, меня-то она растворит, – отозвался барон. – Не хотите ли и вы выпить со мною, а? У нее перед моим вином есть преимущество: она совершенно чиста. К тому же вода у меня еще есть – с нею не так, как с моим мараскином.
– Если вы расправились со своим стаканом, велите принести и мне, дорогой хозяин, и тогда я, быть может, найду способ оказаться вам полезным.
– Но объяснитесь же! Вы, надеюсь, не торопитесь?..
– Господи, разумеется, нет. Прикажите этому доброму малому принести мне стакан чистой воды.
– Вы слышали, Ла Бри? – обратился к слуге барон.
Со своею обычной расторопностью Ла Бри удалился.
– Но неужели в стакане воды, который я выпиваю каждое утро, заключены какие-то особые свойства или тайны, а я о них даже не подозреваю? Оказывается, я уже десять лет, сам того не ведая, занимаюсь алхимией – точно так же, как господин Журден[46], сам того не ведая, говорил прозой?
– Мне неизвестно, чем занимаетесь вы, – серьезно ответил Бальзамо, – но известно, чем занимаюсь я.
Затем, повернувшись к Ла Бри, который выполнил поручение с волшебной быстротой, Бальзамо сказал:
– Благодарю, добрый слуга.
Взяв стакан в руки, он поднял его до уровня глаз и принялся всматриваться в содержимое хрустального сосуда, которое в ярком свете дня переливалось жемчужными и радужными отблесками.
– Проклятье! Что хорошего можно увидеть в стакане воды? – поинтересовался барон.
– Как раз сегодня – много хорошего, господин барон, – ответствовал чужестранец.
Он, казалось, удвоил внимание; барон вопреки собственному желанию пристально следил за ним, а оторопевший Ла Бри так и продолжал стоять с тарелкой в руках.
– И что же вы видите, любезный гость? – с прежней насмешливостью проговорил барон. – Я сгораю от нетерпения! Что там? Наследство или новый Мезон-Руж, чтобы чуть-чуть поправить делишки?
– Я вижу приглашение, которое передам вам, чтобы вы были наготове.
– В самом деле? На меня нападут?
– Нет, сегодня утром вам нанесут визит.
– Ну, значит, вы просто назначили кому-то у меня свидание. Это плохо, сударь, очень плохо. Имейте в виду: сегодня утром куропаток, по-видимому, не будет.
– То, что я имею честь вам сообщить, дорогой хозяин, весьма важно и серьезно, – продолжал Бальзамо. – В этот миг кое-кто направляется в Таверне.
– Господи, неужели? И что это за визит? Просветите меня, любезный гость, умоляю, ибо надо признаться – да вы и сами убедились в этом по несколько кислому приему, который я вам устроил, – надо признаться, что для меня любой гость – докука. Уточните, милый чародей, уточните, если это возможно.
