Граф Калиостро, или Жозеф Бальзамо. Том 1 - страница 65

Вот в этот-то момент барон и направился к флигелю, где была спальня его дочери, чтобы рассказать ей о предсказании гостя, и позвал:

– Андреа! Андреа!

Мы знаем, как девушка ответила отцу и как магический взгляд Бальзамо привлек ее к окну. Николь находилась тут же: она с удивлением смотрела на Ла Бри, делавшего ей какие-то знаки и явно желавшего что-то ей сообщить.

– В это дьявольски трудно поверить, – повторил барон. – Вот если бы увидеть…

– Ну, если вам непременно надо увидеть, тогда обернитесь, – проговорил Бальзамо и указал рукою на аллею, в конце которой появился всадник, несшийся так, что земля гудела у коня под копытами.

– Ну и ну! – воскликнул барон.

– Господин Филипп! – приподнявшись на цыпочки, закричала Николь.

– Наш молодой хозяин, – с радостью в голосе проворчал Ла Бри.

– Брат! Брат! – вскричала Андреа, стоя в окне и протягивая руки в сторону всадника.

– Это, случайно, не ваш сын, господин барон? – небрежно осведомился Бальзамо.

– Да, черт возьми, он самый, – ответствовал остолбеневший барон.

– Это только начало, – предупредил Бальзамо.

– Так вы и в самом деле чародей? – изумился барон.

На губах у чужестранца появилась торжествующая улыбка.

Лошадь быстро приближалась; уже было видно, как с нее струится пот, а над ней поднимается облако пара; вот она миновала последние ряды деревьев, и молодой офицер – среднего роста, весь в грязи, с лицом, оживленным от быстрой езды, – на ходу спрыгнул на землю и обнял отца.

– Вот дьявол! – приговаривал барон, недоверчивость которого была поколеблена. – Вот дьявол!

– Да, отец, – проговорил Филипп, видя, как с лица старика исчезают последние сомнения. – Это я! Это и вправду я!

– Конечно ты, – отвечал барон. – Я прекрасно вижу! Но каким ветром тебя сюда занесло?

– Отец, нашему дому оказана высокая честь, – ответил Филипп.

Старик поднял голову.

– Через Таверне проедет торжественный кортеж. Мария-Антуанетта-Иозефа, австрийская эрцгерцогиня и дофина Франции, через час будет здесь.

Руки у барона покорно опустились, будто он не расточал только что свои насмешки и сарказмы. Старик повернулся к Бальзамо и сказал:

– Простите меня.

– Сударь, – поклонившись барону де Таверне, ответил Бальзамо, – теперь я оставлю вас вдвоем с сыном. Вы давно не виделись, и вам нужно многое сказать друг другу.

С этими словами Бальзамо, поклонившись Андреа, которая радостно выбежала навстречу брату, удалился, сделав по дороге знак Николь и Ла Бри; те его явно сразу же поняли, потому что пошли за ним следом и скрылись среди деревьев.

Филипп де Таверне, шевалье де Мезон-Руж не был похож на сестру, хотя красив был не менее, чем она, с одним существенным отличием: она была красива женственной красотой, он – мужественной. И действительно, глаза, в которых отражались доброта и благородство, безукоризненный профиль, восхитительной формы руки, нога, которой не постыдилась бы и женщина, великолепное телосложение – все это делало из него поистине очаровательного кавалера.

Как всем людям, обладающим возвышенной душой, но чувствующим, что они ущемлены жизнью, какая им предназначена, Филиппу была присуща некая печаль, однако без мрачности. Быть может, именно ей он и обязан был своей добротой, потому что, не будь в нем этой ненамеренной печали, он, несомненно, стал бы властным, надменным и не слишком доступным. Необходимость держаться вровень и с теми, кто беден и фактически является его ровней, и с теми, кто богат и с кем он является ровней лишь в правах, придала гибкость его натуре, которую небо сотворило суровой, деспотичной и склонной к амбициям; в благодушии льва всегда кроется некое презрение.