Граф Калиостро, или Жозеф Бальзамо. Том 2 - страница 84

– А верно, черт побери!

– Не правда ли, ты тоже замечаешь?

– Сходство необыкновенное: оно или погубит ее, или принесет ей большую удачу.

– Поначалу чуть не погубило, но мы сейчас наведем порядок; как видите, Рафте, у нее белокурые волосы, но с этим не так уж трудно справиться, правда?

– Нужно просто-напросто превратить их в черные, – отвечал Рафте, которому не привыкать было подхватывать на лету мысли своего хозяина, а порой даже думать за него.

– Подойди к моему туалету, малютка, – сказал маршал. – Этот господин, большой искусник, превратит тебя в самую хорошенькую и самую неузнаваемую субретку в целой Франции.

И впрямь, через десять минут Рафте с помощью состава, коим маршал пользовался каждую неделю для окраски своих седых волос, прятавшихся под париком, – если верить г-ну Ришелье, это кокетство до сих пор нередко пригождалось ему в кое-каких знакомых домах, – перекрасил прекрасные белокурые с пепельным оттенком волосы Николь в черные как смоль; затем он провел по ее густым золотистым бровям булавкой, которую закоптил на свечке; этим он придал ее жизнерадостной физиономии такую причудливость, ее бойким и ясным глазам такой яркий, а подчас и зловещий блеск, что она стала похожа на фею, которая, повинуясь заклинаниям волшебника, вышла из волшебной шкатулки, где тот содержал ее.

– Теперь, моя красавица, – сказал Ришелье, протянув остолбеневшей Николь зеркальце, – поглядите, как вы очаровательны, а главное, как мало напоминаете прежнюю Николь; теперь никакая королева вам не страшна и перед вами открывается путь к успеху.

– Ах, монсеньор! – воскликнула девушка.

– Да, и для этого нужно лишь, чтобы между нами царило согласие.

Николь зарделась и потупила глазки; плутовка, несомненно, ожидала, что сейчас начнутся красивые слова, на которые г-н де Ришелье был большой мастер.

Герцог это понял и, чтобы одним махом покончить со всякими недоразумениями, предложил:

– Присядьте вот в это кресло, дитя мое, рядом с господином Рафте; навострите ушки и послушайте меня. Не будем стесняться господина Рафте, право, не опасайтесь его; напротив, он может дать нам полезный совет. Итак, вы слушаете?

– Да, монсеньор, – пролепетала Николь, стыдясь заблуждения, продиктованного ей тщеславием.

Беседа г-на де Ришелье с Рафте и Николь длилась не меньше часа, а затем герцог отправил юное создание спать вместе с горничными, служившими в особняке.

Рафте вернулся к своей военной записке, а г-н де Ришелье перелистал письма, в коих сообщалось обо всех происках провинциальных парламентов против г-на д’Эгийона и всей партии Дюбарри, и затем удалился на покой.

На следующее утро одна из его карет без гербов отвезла Николь в Трианон, высадила девушку с узелком возле решетки и умчалась.

С гордо поднятой головой, беззаботным сердцем и надеждой во взоре Николь расспросила, куда ей идти, и вскоре стучалась у дверей служб.

Было десять часов утра. Андреа уже встала, оделась и теперь писала отцу, сообщая ему о счастливом событии, свершившемся накануне, о котором, как мы знаем, уже поспешил известить его г-н де Ришелье.

Читатель не забыл, что из сада в часовню Малого Трианона вели каменные ступени; перед входом в часовню, справа, была лестница, по которой можно было подняться во второй этаж, где располагались комнаты дам, состоявших при дофине; вдоль всех комнат тянулся длинный, как аллея, коридор, выходивший окнами в сад.