– Едет, – Мишка привстал.
– Знаешь, давай ка вон туда в чулан за шторку и молчок, Серега чтоб не видел.
Мишка обиженно отодвинул непочатую чашку чая и юркнул за тяжелую самотканую шторку с какими-то неизвестным животными и уселся на мешки с зерном.
В узкую щелку между стеной и шторой Мишка видел, как Тоня спешно скинула с себя тесный халатик в котором она была все утро, полуголая перебежала из одного угла кухни в другой и обратно, схватила из перестиранных вещей белоснежный медицинский халат и спешно застегнула его до самого горла, до самой последней пуговки.
От момента, когда машина участкового заглушила мотор прошло несколько секунд и громоздкая фигура в полевой серой форме уже прошла в кухню и уселась на Мишкино место, без предложения потянула его горячий чай.
Мишка сидел на мешке, не дышал, не моргал, стараясь разобрать о чем разговор, но Антонина отвечала сухо, мало, сделав взволнованное лицо, переполняя страхом каждое свое слово.
– Ладно, мне пока этого хватит, – закрывая черную книжечку остановил ее Сергей, – Потом в РОВД все равно вызывать будут.
Сергей вышел, машина так же незаметно растворилась за полем на горке.
– Выходи, – Тоня произнесла надрывным голосом, расстегнула верхние пуговки халата, – А он ведь ко мне позавчера приезжал вечером.
– Серега? Зачем?
– Нет, Сашка, покойный, Антонина подняла строгий взгляд на Мишку, который усаживался на сундук у окна, – Он приехал и попросил таблеток, говорил, что спит плохо, я уже дать хотела, а он и продолжил, что Ленка его загуляла, а он от этого сам не свой и не спит. Я поняла, что таблетки давать ему те не стоит, предложила укол сделать, он согласился.
– Уколола?
– Да, витамины, – Тоня ехидно ухмыльнулась, – Он с довольным видом уехал, а сегодня ты, ночью, – она опустила голову и заплакала.
Мишка сидел на сундуке и сам не знал, что делать, подойти и погладить ее по голове как собаку? Может обнять? Но что-то внутри говорила, что Тонька может и локтем под ребра за такое.
– Ну что есть, то есть, теперь поздно…
– Утешил, – она рыкнула сквозь ладони, – Налей, вон там на полке, кувшин стоит, но не много.
Мишка снял с полки белый керамический кувшин, налил в чашку прозрачную жидкость, в нос ударил запах спирта.
– Посидишь, пока я не усну, ладно? – Антонина медленно и морщась выпила налитое, потом подошла к деревянному дивану в углу кухни, сняла с себя халат совершенно не стесняясь Мишкиного присутствия, легла и накинулась лоскутным одеялом .
– Дверь потом как закрыть?
– Не закрывай, ко мне на уколы народ к девяти будет, разбудят. А тебе лет сколько?
– Шестнадцать.
– Деда слушайся.
– А его попробуй не послушай, чухаться долго будешь.
– Он же тебе не родной?
– Нет, родных я в глаза не видел, а с Ильичом лет с пяти. Он мне за родного, столярничать научил, на охоту вместе ходим. А чего спрашиваешь, вся деревня знает, а ты еще не в курсе?
Тоня в ответ промолчала, парень сполз с сундука, подошел к дивану чуть ближе, стараясь заглянуть в лицо девушке, взгляд зацепился за белоснежную кожу бедра, неприкрытого одеялом. Мишка постоял около минуты рядом и тихо вышел из дома.
Ильич сидел в углу за кучей обрезков и опилок, на верстаке в центре мастерской лежала крышка от гроба, двое мужиков с мрачными серыми лицами вошли и унесли ее.
– Мишка, лапух, ты где там ходишь?! – голос Ильича выдавал не первый литр выпитый им.
– Я тут, проставку выносил.
