Граждане неба. Рассказы о монахах и монастырях - страница 8



Крутая тропа ведет через лес к вечно запертым воротам скита мимо большого, отлично устроенного колодца. Скит построен на том самом месте, где, по преданию, в древности спасались святогорские пустынники, от которых оно, вероятно, и унаследовало название – Святое место. Вместе с тем скит оказался и на месте неведомого древнего городища, земляные валы которого отчасти окружают его и теперь. Было это старинное сторожевое укрепление, какой-нибудь стоялый острожек, оберегавший татарский перелаз через Донец в дни Ивана Грозного или Бориса Годунова, а может быть, это уцелевший остаток гораздо более седой древности, сохранивший в своем имени память о языческом святилище (ведь они всегда скрывались в лесах и на горах, на берегу больших рек). Святые Горы так давно были известны под этим именем, что невольно думается, что они могли быть святыми еще в глазах язычников. Почти все старинные христианские монастыри воздвигались на месте прежних святынь язычества, стараясь заменить их собой в религиозных привычках народа.


Скит в Святогорской Успенской Лавре. Фото Анастасии Федоренко.

Вечером мы наняли большую невалкую лодку и отправились вверх по реке к так называемому Святому месту, где устроен монастырский скит


Скит со всех сторон окружен стенами, вход в него разрешается только четыре раза в год, в дни самых больших праздников.

Три крутые лесистые горы надвинулись на него еще более неприступной оградой. Все тут безмолвно и неподвижно, как в могиле, словно все живое давно вымерло. На воротах и на ограде (как горы, неподвижные и безмолвные) сурово смотрят на нас изможденные лики «начальников пустынножития» – Пахомия Великого, Арсения Великого, Петра Афонского, Антония и Феодосия и многие другие; внушительный строй черных мантий, схимнических облачений, седых бород по пояс, защищающих, словно верная стража, своей траурной дружиной вход недостойным в юдоль покаяния и слез.

В ските день и ночь идет безостановочное чтение Псалтири по усопшим, внесшим в монастырь свои поминальные жертвы. Каждый старец скита обязан по очереди два часа кряду стоять на этом послушании. Влево от ворот, вне стены скита – часовенка, в которой монах записывает вклады на поминовение. У него на прилавке куча больших книг, наполненных именами.

Одни записываются на вечное поминовение, другие – на определенный срок: на год, на полгода, на несколько месяцев, на несколько дней. Все зависит от размера пожертвования. Тут же продаются фотографии скита, портреты его старцев.

Близок, барин, локоть, да не укусишь!

Когда мы возвращались из Святого места и на левом берегу показались сквозь прогалины леса избы слободы Банной, мы разговорились с молодцом-лодочником, который тоже оказался крестьянином этого села. Он сообщил нам, что лодки свои они строят сами и что хорошая большая лодка, вроде той, в которой мы ехали, обходится рублей в тридцать.

– Что ж, небось, хорошо живется вам? – спросил я. – Все тут у вас под рукой: и река, и луга, и лес кругом…

Бородатый лодочник насмешливо покрутил головой и сказал, вздохнув:

– Близок, барин, локоть, да не укусишь! Хоть, положим, точно – и река у нас под дворами, и лес, и луга, да ведь дворы-то наши все равно что цепью оцеплены – все панские угодья кругом! Теленок сунется, жеребенок, курица – сейчас штраф, потому как потрава… Хворостинку в лесу выломаешь, сейчас протокол, в суд… Так разве это житье? Ведь у нас в Банном и Татьянине всей земли по одной десятине на душу – вот и управляйся, как знаешь, подати плати и семью корми. Да еще земля-то где? Жительство наше вон на том берегу, а поле на правом, версты за три от монастыря.