153.
Наш герой мог поддаваться полемическому задору, неточно цитировать своих оппонентов, даже фантазировать «ради красного словца», но поймать его на лжи относительно фактов собственной биографии вряд ли кому удастся, за исключением явных ошибок памяти. С протокольной точностью подтверждаются даже самые невероятные эпизоды его жизни. Мы, конечно, проверяли эти «показания» не ради желания поймать за руку, а для того, чтобы узнать побольше о его фантастической судьбе.
В начале августа 1916 года Иван Солоневич, ратник второго разряда, был призван в армию и зачислен рядовым в лейб-гвардии Кексгольмский полк. Он просился в школу прапорщиков – но не пустили из-за косноязычия. Больше того: по причине плохого зрения его зачислили в швейную мастерскую.
«Швейная мастерская меня вовсе не устраивала. И так как для сотрудника «Нового Времени» не все уставы были писаны, то скоро и совершенно безболезненно был найден разумный компромисс – я организовал регулярные спортивные занятия для учебной команды и нерегулярные спортивные развлечения для остальной солдатской массы. Я приезжал в казармы в 6 утра и уезжал в 10 дня. Мои добрые отношения с солдатской массой наладились не сразу: близость к начальству эта масса всегда рассматривала как нечто предосудительное. Но они все-таки наладились.
Это был маршевый батальон, в составе что-то около трех тысяч человек. Из них – очень небольшой процент сравнительной молодежи, остальные – белобилетники, ратники ополчения второго разряда, выписанные после ранения из госпиталей – последние людские резервы России, – резервы, которые командование мобилизовало совершенно бессмысленно. Особое Совещание по Обороне не раз протестовало против этих последних мобилизаций: в стране давно уже не хватало рабочих рук, а вооружения не хватало и для существующей армии.
Обстановка, в которой жили эти три тысячи, была, я бы сказал, нарочито убийственной: казармы были переполнены – нары в три этажа. Делать было совершенно нечего: ни на Сенатской площади, ни даже на Конно-Гвардейском бульваре военного обучения производить было нельзя. Людей кормили на убой – такого борща, как в Кексгольмском полку, я, кажется, никогда больше не едал. Национальный состав был очень пестрым – очень значительная часть батальона состояла из того этнографически неопределенного элемента, который в просторечии назывался «чухной». Настроение этой массы никак не было революционным – но оно было подавленным и раздраженным. Фронт приводил людей в ужас: «Мы не против войны, да только немец воюет машинами, а мы – голыми руками», «И чего это начальство смотрело». Обстановка на фронте была хорошо известна из рассказов раненых»154.
Работа в «Новом Времени», действительно, продолжалась. И в августе, и в сентябре 1916-го выходят заметки Солоневича. Среди них две, набранные самым мелким шрифтом, привлекают наше особое внимание. В первой говорилось:
«Петроградский кружок спортсменов «Кречет» разыграл свое первенство по легкой атлетике.
<…> в толкании ядра первый Солоневич 7 метр. 87 сант. <…> в прыжках в вышину победителем оказался Кирсантьев 1м. 35 сант., затем Константинов и Солоневич. <…> в прыжках в длину <…> <третьим> Солоневич 4 м. 86 см. <…> в метании диска <второй> Солоневич 21 м. 61 см.
Первенство выиграл Константинов, получивший 16 очков, за ним Кирсантьев, получивший 21 очко, затем Солоневич 27 очков»
