Грех. Расплата - страница 11

По правде говоря, чужаки в этих краях были редкостью – лишь только молодые ренардисты порой не выдерживали заточения и тайком от родителей сбегали понежиться в чистой прозрачной речушке, за что потом непременно получали на свои головы целый ушат брюзжаний и нравоучений.

Старики боялись за них. Несмотря на то, что вожделенный «островок свободы», облюбованный молодежью, находится в какой-то версте от поселения и целых тридцати – от столицы, им все равно упорно мерещилось, что там, за оградой их небольшой обители, непременно настигнет молодые неокрепшие умы зараза, поглотившая Риантию. На то, что столичные предпочитали обходить эти места стороной, ждущие войны люди особо не надеялись, а потому всячески запрещали своим детям покидать общину. Но разве их удержишь? Юные, не вкусившие жизни, они рвались на свет, на свободу, не понимая, что свет и свобода Филиппа – адское пламя, яркое и манящее, но ничего кроме гибели не несущее. Впрочем, здесь, в этом диком, нелюдимом месте всегда было тихо.

Небольшая поляна с единственным удобным спуском к реке расползлась по дну огромного оврага, окруженного густым лесом. Девушки спустились по протоптанной тропке, на ходу поснимали одежду и с веселым визгом бросились в холодную проточную воду. Да! Ради этой минуты стоило ослушаться наказ родителя и покинуть безопасную обитель!

- Я не понимаю, почему они так боятся отпускать нас сюда! Как же я счастлива, Кристиночка! Ты самая лучшая сестрица на свете – я не устану это повторять! – воскликнула Эмма, выныривая на поверхность, подставляя жаркому летнему солнцу покрывшееся мурашками юное тело.

Кристина только улыбнулась в ответ, соглашаясь, – она тоже наслаждалась каждым мигом выпавшего счастья…

***

А вот Филиппу прогулка по зною радости не принесла. Далеко они забрались: ни души вокруг – лишь бескрайние лесные просторы. Задумчиво, отрешенно смотрел он, как конь его, неторопливо шагая по песчаной тропе, умудряется пыль поднимать, тут же оседающую на вчера еще белоснежных, лоснящихся на солнце боках. Нет покоя на душе. Не радует ни прогулка, ни солнце, ни даже скакун.

Адриан молчал, боясь угодить под горячую руку хмурому своему королю, – послушно ехал рядом, готовый выполнить любое его поручение, и думал о Полине.

Нет, все же хорошо, что решился выпросить ее вчера! Девушка оказалась рукастой, прилежной, аккуратной, – едва отошла от пережитого потрясения, так и в доме его прибралась, и ужином вкусным накормила. Видать, в благодарность за жизнь и честь свою спасенную. Правда, самого его, спасителя своего и палача в одном лице, все стороной обходила весь вечер, с опаской поглядывая, а потом и вовсе до глубокой ночи спать не ложилась, боясь, что теперь благодетель потребует ласку. Силой пришлось укладывать! Уж и комнату ей отдельную выделил, и открыто уверял, что бояться ей нечего и помимо воли ее не сделает ничего, а все, глупенькая, не ложилась, все прислушивалась к каждому шороху.

«Ничего, девонька, смилуемся еще!»

- Филипп, разворачиваться надо, - очнувшись от своих дум, Адриан огляделся по сторонам, угадывая малознакомые места. – В этой глуши тебе без охраны лучше не появляться.

- А ты на что? Или первым мне нож в спину воткнешь?

- Не говори глупости. Я серьезно. Здесь до ренардистов рукой подать, а я один едва ли смогу защитить тебя от стаи ненавидящих псов.

- Ренардисты… - задумчиво повторил Филипп. – Это что же, по-твоему, я бояться их теперь должен? Это мои земли, Адриан. Вот пусть они и боятся, что с землей их осиное гнездо сравняю.