Одетт облокотилась на чайный столик и хрипловато засмеялась над отчаянными потугами Леона.
– Где он?! Где?! Где Конте?! Слышишь, отвечай! Мне он нужен! Живым!!!
Последние слова особенно развеселили Одетт:
– Нет, ты невозможен, милый! Помню тебя с той поры, когда из постовых тебя повысили до работы на выездных рейдах по ловле бабочек – и что? Ты совсем не переменился, строя из себя нечто важное, хотя сам и гроша ломанного не стоишь…
Леон не особо слушал её, продолжая устраивать погром в чужой квартире.
– Последний раз спрашиваю, где он?! Если ты не ответишь, у тебя будут серьёзные проблемы, я тебе это гарантирую!
– А чем я тебе помогу? Мне известно, что Конте умер. Думаю, и тебе это известно. Чего удивляться, разве это так невозможно?
– Возможно, но не со слов прожжённой жрицы Монмартра, которые не стоят даже хлебной крошки.
– Ты сам за этим пришёл, милый. К тому же, твоё слово имеет примерно ту же цену.
На минуту Леон остановился. Спрятав руки в карманах, он нервно выдохнул:
– Хорошо… И как же тогда он умер?
– Мне точно это неизвестно. Поговаривают, что он… расшибся что ли… да, оступился как-то неудачно и…
– Ну просто фантастика какая-то! – опять начал выходить из себя Леон. – На Клиши говорят, что он перепил, шагни в другую сторону – клянутся, что он упал в Сену и утонул! А теперь ещё и невинный несчастный случай – о землю он расшибся! И ты думаешь, я готов в это поверить?!
– Не верь. Но по крайней мере, одно не исключает другого. Разве он не мог быть пьяным в доску, оступиться, упасть в Сену и утонуть? И что тебе стоит пойти и проверить на Пер Лашез, или туда небось ты не подумал наведаться? Два месяца назад я ходила навестить там свою покойную тётку, и как раз видела его скромное упоминание из гранита…
– Чёртов засранец, да у него глотка – как горка! Эту тварь ничего не скосит, выпей он хоть целый водовоз палённого пойла! Оступился… Как только родился, так и оступился, появляться на свет было его ошибкой…
Одетт соскочила с места:
– Эй, о покойниках не принято говорить в таком тоне! Иначе он может рассердиться. Ты разве этого не знал?
Какой раз Леону Жозефу приходилось бледнеть и потеть от ярости, разочарования и страха за своё будущее. Прислонившись к дверному косяку гостиной, он пытался сосредоточиться на дальнейших действиях, по меньшей мере, куда ему идти – на набережную Сены, и в случае провала, утопиться прямо там, или всё же навестить Отца Лашеза, вдруг Одетт и впрямь говорит правду?
Напоследок он всё-таки решил не списывать долговязого бармена из «Калинэт» и уже будучи одной ногой за порогом, спросил её:
– Слушай, Одетт, ты помнишь Юго или Южина, долговязого такого? Ну, вспомнила? Из бистро «Калинэт» у Сен Эсташ?
– И что?
– Где мне его найти?
– На Ампьер.
– В бистро?
Одетт засмеялась, и наконец затушила сигарету.
– Нет, в сточной канаве. Твой Юго проиграл свою забегаловку в картишки, и теперь заливает горе в подворотнях.
Медленно отдаляясь от дома на Арк-дю-Сьель, Жозеф остановился перед перекрёстом: «У Отца Лашеза…Провалиться мне на этом месте, если он там! Нет… Ему меня не провести, пусть побережёт свои тупые уловки для себе подобных». Машина Жозефа сменила курс в сторону набережной…
На правом берегу Сены, практически у самой кромки воды, перед старым арочным мостом в брошенных лодках находили обитель бродяги, прячась с бутылкой абсента под мокрыми от речной влаги брезентами. Отойдя немного вперёд, можно было увидеть довольно широкую, но малолюдную площадь на нижнем ярусе набережной, где обычно оставались зимовать ржавые паромы, неуклюжие баржи и маневренные толкачи-буксиры. Обычно, в середине осени на таких плоскодонках уже начинали расхватывать, как горячие пирожки, места в пустующих каютах чтобы хоть как-то пережить холода. И если даже такому судёнышку приходилось выходить «на работу», то выходило оно уже изрядно подгруженное вот такими теневыми пассажирами.
