Когда все перешли в зал с камином, служанка Луиз принесла всем шампанское в высоких бокалах их хрусталя. Будучи склонной к сентиментам, она не сдержалась, и сама того не заметила, как сквозь слёзы начала пролог:
– Святая Мария, как она повзрослела! Мсье Годен, мсье Дюфур, посмотрите только на неё! Как я рада! Теперь я пророчу этому дому годы, полные любви и счастья, и всё потому, что в доме снова поселились два ангела! Посмотрите, только посмотрите, как сияет Мари-Роз и как украшает этот дом Анжелик!
Орельен подошёл к дочерям и поднял бокал:
– Да, Луиз, так и есть. Мои друзья часто спрашивали меня, почему я назвал этот особняк именем «Двух Ангелов». Конечно, они строили догадки по этому поводу, и самой убедительной была догадка моего близкого друга, Жан-Клода. Дескать, я назвал его в честь моей матери и моей сестры – тех людей, которым я многим обязан в этой жизни. Но только сейчас я бы хотел внести ясность и открыть тайну перед всеми присутствующими: когда-то я назвал этот особняк в честь моих дочерей, Мари-Роз и Анжелик. Именно здесь у них прошли счастливые годы детства. И это не просто красивый жест. Я хочу, чтобы они знали, что я сделаю всё, чтобы при любых обстоятельствах этот дом всегда был для них пристанищем, где они смогли бы всегда рассчитывать на защиту и теплоту домашнего очага. Поэтому он всегда будет принадлежать сёстрам Годен, даже если их воля будет сменить место жительства. Давайте отметим этот день воссоединения нашей семьи, здесь, рядом с нашими лучшими, верными друзьями. За моих прекрасных ангелов!
После торжественной речи Годена последовал хрустальный звон бокалов и всеобщие поздравления, дружеские объятия, громкий смех и непринуждённая обстановка. Но надолго ли здесь задержится эта идиллия?
Глава 4. Бродяга с Набережной Сены
Колокола собора Сен Эсташ умиротворённо позванивали в этот воскресный полдень, приглашая грешников присоединиться к покаянной молитве. Искомое Жозефом бистро «Калинэт», находившееся как раз на соседнем перекрёстке улицы сразу за святым местом было наглухо заколочено. Сквозь грязные от пыли стёкла можно было рассмотреть перевёрнутые стулья на хаотично раскинутых столах и даже осколки битой посуды и бутылок на полу. Но куда делся долговязый бармен?
«Поразнюхай… Интересно, где? Легко ему раздавать поручения. Чтоб его, этого гада Конте, неудача с самого начала!» – Жозеф, не прельщённый этой воскресной суетой, в гневе сел за руль и отправился на улочку Арк-дю-Сьель с твёрдым намерением притащить Конте в участок.
Поднявшись на четвёртый этаж, Жозеф сразу упёрся в квартиру номер восемьдесят три и вихрем метнулся ломиться внутрь, непрестанно тарабаня в дверь:
– Открой, Одетт, иначе я её разнесу здесь всё в щепки!
Но долго горлопанить не пришлось – под натиском Жозефа дверь распахнулась настежь и перед ним предстала немолодая крашенная блондинка, вальяжно развалившаяся в кресле у окна гостиной, ни на мгновение не расстававшееся с сигаретой.
– Не чего так горячиться, милый, я никогда не запираю дверь. Если тебе не терпелось меня увидеть, спешу тебя огорчить, что ты малость припоздал – я уже года три как не работаю.
– По твоему виду можно сделать вывод что сто три… Где он?
Не церемонясь, он перешагнул порог квартиры и начал рыскать по всем углам, маниакально высматривая любые приметы ненавистного Конте. Сигаретный дым в квартире Одетт повис отравляющим, густым и ощутимо тяжёлым покрывалом от потолка до пола, причём настолько, что даже у заядлого курильщика Леона защекотало в горле. В самый раз не помешало бы зажечь олимпийский факел, чтобы не заблудиться в этом табачном тумане.
