Грим - страница 32

В комнате горела люстра, которая бросала резкий свет на бледное лицо Левиса. От испуга он подпрыгнул и схватился за грудь.

– Кто вы такой? – вскричал он. Голос его подвел и прозвучал куда выше обычного. – Что?.. Какого черта вам здесь нужно? Я немедленно вызываю полицию!

– Ну-ну, учитель. Мы ведь с вами не чужие люди.

Левис вгляделся в человека в дверном проеме, все так же хватаясь за грудь. Его черты вдруг как будто пошли волнами то ли от гнева, то ли от удивления.

– Ареклетт? – задохнулся он, растянув первую букву чуть ли не нараспев.

– Польщен, что вы меня помните.

Роман склонил голову, затем выпрямился и шагнул в комнату.

– Что вы… Почему… – Левис не мог сформулировать ни одного вопроса.

– Почему их интересовали туповатые? – подсказал Роман, наслаждаясь его страхом, со спокойным упоением наблюдая, как белое лицо учителя дрожит и покрывается потом. – Ну знаете, такие дети редко спорят, ведь не могут доказать правоту по незнанию. А еще при них так приятно демонстрировать свой авторитет. Не правда ли?

– Не знаю, что вам нужно, но немедленно убирайтесь из моего дома! – взревел Левис, махнув рукой. – Сейчас же! Что это за фокусы?!

– У вас очень ненадежный замок. На Гудини я, знаете, не тяну.

– Что вам нужно от меня?

– О, совершенно ничего. – Роман смотрел на него, вскинув подбородок, заложив руки в карманы брюк и расставив ноги. На долю секунды ему вспомнился пес, но Левис, который пытался казаться грозным оскорбленным хозяином и который за все эти годы ни капли не изменился в лучшую сторону, быстро вернул к себе все его внимание. – Вы никогда не были способны дать мне что-то. Кроме сомнений и неуверенности в себе, если это считается. Но я их не принял.

Роман сдвинулся с места и подошел чуть ближе, на что Левис тут же среагировал и отшатнулся, ухватившись за изголовье кровати.

– Кстати, поздравляю с победой в суде. Рорк – хороший адвокат.

– Вон оно что?! Я этого не делал! Повторяю, не делал, и суд это подтвердил!

– Верю, учитель.

– Тогда какого… – снова начал было Левис. Роману это надоело. Собеседника скучнее было не придумать.

– Вы этого не делали, потому что при всей своей омерзительности пистолета в руках никогда не держали. Но вы правы, отчасти ваша победа в суде привела меня сюда. Лишь отчасти, потому что не будь разбирательства, этого все равно было бы не избежать.

– Чего – этого?

– Правосудия, – спокойно ответил Роман, глядя на Левиса своими светлыми глазами. Он вздохнул, не замечая ни тени понимания в лице напротив. – Скажите, учитель, вы действительно получали удовлетворение, окружая себя идиотами и издеваясь над хорошими, умными людьми, которых так боялись, что отчаянно втаптывали их в грязь, пока многие просто не захлебывались, а другие вовсе не предпочли притвориться мертвыми? Вам это нравилось?

– Не понимаю, чего вы хотите от меня. Денег? Сейф в шкафу за вашей спиной! Забирайте! Все забирайте, если вам от этого легче!

– Мне это не нужно.

– Мои акции? Они тоже там. Забирайте, несчастный проходимец! Горите в аду со своими заумными речами! Забирайте, пусть сгорят вместе с вами!

Левис распалялся все сильнее, брызжа слюной. Лицо, руки, толстый живот – все ходило ходуном. И чем яростнее он становился, тем сильнее становилось спокойствие внутри Романа. Человек напротив него не заслуживал ни понимания, ни жалости, ни милосердия. Все его ценности состояли из забитого сейфа и дырявой морали, которую он имел глупость и наглость внушать другим, идеализируя, превознося как непреложную истину. Он и теперь не слышал. Не понимал. Просто не мог. Нет, каплю жалости Роман все же почувствовал. Но жалости презренной, которую можно испытать лишь к ничтожеству, которому не осталось ничего, кроме такой же ничтожной и жестокой смерти.