Чтоб вас… а батюшки, оказывается, умеют ругаться.
Вычурно так.
– Как давно? – голос его аж подсел. А я порадовался, что если тут про темноту, то нас точно не увидят.
– Полагаю, после того… столкновения. Его снова ударили по голове. Возможно, это как-то повлияло… он очень переменился с той поры. Неужели сами не заметили?
– Я думал он так… плохо видит. Или притворяется. Вам ли не знать, сколь часто они притворяются.
– Уж поверьте мне… может, я и не лечу, но такие травмы не подделаешь.
– Значит, он вот-вот…
Савка зажал рот руками. И я с трудом подавил даже не страх – первобытный ужас.
– Вы кому-нибудь говорили? – а вот изменившийся тон Афанасия Петровича мне не понравился. Категорически.
– Пока взяла на себя смелость написать ещё одно письмо Громовым.
– Молчат?
– Да.
– Звонить?
– Не выходит. Не отвечают.
– А если не откликнутся? Вы же понимаете, насколько это опасно… даже не для него. Для всех… если мальчик видит тени, то рано или поздно они увидят его.
– В пятницу я встречаюсь с Завадским. Да и не стоит беспокоиться. Поверьте, я имела дело с охотниками. Они годами учатся видеть.
Это слово она произнесла особым тоном.
– Так что время у нас есть…
– И всё-таки, надеюсь, вы осознаёте, сколь опасно держать его здесь, среди обычных детей.
– Осознаю.
– Как и то, что я обязан доложить…
– И это осознаю. Более того, я надеюсь, что вы, как верный служитель Церкви сообщите Синоду…
Они всё-таки ушли, куда бы там ни собирались.
– Кто такие Охотники? – спросил я у Савки, раз уж мы всё одно стоим. Выходить сейчас было небезопасно, мало ли, вдруг да Евдокия Путятична вернётся или вон батюшка.
– Это… это те, кто убивают тени.
– А кто такие тени?
– Это… это тени… они идут с изнанки. С мира нави. Они пьют силу и жизни. Они… они теперь нас увидят! Увидят нас! Увидят и…
Его затрясло.
– Тихо, – рявкнул я. – Пока не увидели.
– Но…
– Успокойся. Как я понял, эти тени опасны?
– Д-да.
– Но убить их можно?
Савка кивнул, но как-то нерешительно.
– Вот. Значит, всё в порядке. Ты вырастешь. Выучишься… и вообще смотри на это как на шанс.
– К-какой?
– Жирный, Савка. Жирный…
Я задумался, как объяснить мальчишке. Тени… кем бы они ни были, опасны для простых людей. Стало быть, Охотник, эти тени истребляющий, будет человеком обществу нужным. А раз так, то и впишется в это общество куда легче, чем незаконнорожденный слепой мальчишка.
– Ты не понимаешь… – Савка затряс головой. – Они убьют… как только поймут, что я… что я их вижу, они придут за мной… придут…
– Не придут, – произнёс я со всей возможной убеждённостью. – Ты же сам слышал, что увидеть их не так просто. И Евдокия вон сказала, что время ещё есть.
Но я ошибся.
Времени у нас не было.
В тот вечер мы изрядно подзадержались. Пока я Савку во вменяемое состояние привёл. Пока отсиделись, чтоб ненароком на глаза кому не попасться. Пока пробежку завершили и занятия. Пока назад добрались. И наткнулись на запертую дверь.
Вот же ж.
Савка снова пришёл в ужас. Я же, вымещая раздражение, дверь эту пнул, сколько было силы, заодно уж прикидывая, где ночевать – в коровнике или на конюшне. Но, благо, не пришлось. Открыли.
Мрачный Фёдор, широко позёвывая, буркнул:
– Где шляешься? Завтра вон доложусь и всыпет тебе наша княгинюшка по первое… иди вон. Не перебуди…
Мы и пошли, благо недалеко.
Дортуар, в котором стояла Савкина койка, был первым от лестницы. И сама койка находилась почти у двери. А потому Савка, скинув ботинки, на цыпочках проскользнул в эту самую дверь. Разделся и нырнул под тонкое одеяльце.
