– Но я прикольный и могу понравится. А ты вправду упырь?
– А что, похож?
– Ну… так-то… я кино смотрел одно. Там такой же в гробу лежал. Страшный.
Смеяться, когда сил нет, тяжело. Но папаня его прав, Тимоха действительно прикольный. И нравится мне.
– А у тебя клыки есть? – поинтересовался он серьёзно.
– Как у всех…
Я бы оскалился. Зубы у меня красивые. Отличного качества импланты. В Швейцарии ставил. Да… испугать пацана не хотелось.
– Тогда не упырь… мама сказала, что ты просто болеешь. И скоро умрёшь. И что папа зря на что-то надеется.
Умная мама.
– Что папе раньше надо было суетиться…
Тимоха ковырнул тёмную корку спёкшейся крови.
– Не раздирай.
Тимоха вздохнул.
– А папа твой где?
– Ушёл.
– Куда?
– Не знаю.
– А мама?
– На работе.
– То есть, ты тут один?
Такое даже в моей голове не укладывалось.
– Ага… папа сказал, чтоб я посидел. Ну и поговорил. Стакан воды принёс. Я принёс, – Тимоха указал на одноразовый стаканчик с водой, который он примостил на тумбочке. – Только я пил чутка. Очень хотелось.
– И давно сидишь?
– Не знаю… но я тихо!
– Верю. Выгляни… там дядька стоять должен. В костюме.
– Охрана?
– Да. Скажи, чтоб зашёл. Есть хочешь?
– Ага, – не стал отказываться Тимоха. – Папка обещал, что потом в парк пойдём. И он мне мороженое купит. И ещё «Лего».
Тимоха сполз со стула и, чуть прихрамывая, отправился выполнять поручение. Судя по тому, что отсутствовал он прилично, дядя в костюме за дверью не стоял.
Совсем страх потеряли.
И охранник что-то такое понял по взгляду.
– Прошу прощения, Савелий Иванович. Отлучился. Больше не повторится.
Ну да, а я взял и поверил. Уволил бы… но теперь почему-то лень. Потому говорю:
– Организуй тут обед… Тимоха, что ты ешь?
– Всё, – уверенно заявил Тимоха. И подумав, добавил: – Кроме кабачков. Кабачки не люблю. И перцы тоже. Особенно тушеные.
– Кто их любит… – согласился я. – Тушеные перцы – редкостная мерзость… и десерт чтоб обязательно. В общем, сам подумай, чем детей кормят.
Больничка дорогая.
Тут и кафе имеется, и из ресторана доставку организовать можно.
– Круто, – сказал Тимоха, когда охранник ушёл. – Папа сказал, что у вас денег – куры не клюют. И что это нечестно, что вы помрёте, а деньги из семьи уйдут. А ещё, что у вас с дедом моим война, но я-то ребёнок, меня жалеть надо… и всё такое.
Ребёнок.
Я и забыл, что порой дети слышат и понимают куда больше, чем взрослые.
И взгляд у Тимохи грустный.
Ничего.
Разберёмся.
Если времени хватит.
За Тимохой пришли через полтора часа. Что сказать… Викуся в молодости выглядел куда попроще. Этот, конечно, папенькина копия, за что мне вдруг стало несказанно обидно, будто братец украл у меня не только семью и счастливое детство, но что-то ещё, очень важное, отсутствие чего я лишь начал осознавать.
Захотелось вдруг, чтоб у меня тоже сын был, на меня похожий.
Как этот вот на Викусю.
Рожа, правда, покруглее и понаглее. Сам улыбается, а в глазах такое вот… характерное выражение, уверенность, что он-де самый умный, самый ловкий.
– Доброго дня, Савелий Иванович, – и говорит-то бодренько, радость от встречи изображая. – Не надоел вам тут Тимошка?
Тимоху по макушке гладит, играя доброго папочку.
– Шлялся где? – интересуюсь.
– Простите?
– Ты чем думал, придурок? Привести ребёнка в больничку и бросить на пару часов.
– Я… у меня дела были…
Ага. Были. Даже знаю, какие… вон, духами от него тянет, слабенько, но в стерильном воздухе палаты запах этот чёткий. И след от помады на шее так и не достёр. Помады ныне особо стойкие пошли. Хрен избавишься.
