Грусть-Лабинск - страница 4

Ступин со слесарем пошли и сделали. Всё починили, что нужно было починить. Сделали всё, о чём главный инженер промычал.

Проснулся Ступин на следующий день. Глаза открыл – не понял, что произошло. Протёр их как следует, зажмурился, опять открыл. Что такое? Какое-то всё чёрно-белое кругом, нецветное. Подошёл к окну, посмотрел. Улицы чёрно-белые, дома нецветные совсем, люди тоже какие-то бесцветные бегут. Что за ерунда?

Пришёл Ступин на завод. Инженер с опытным слесарем уже на месте, удивлённые какие-то сидят, чай пьют.

Опытный слесарь спрашивает у Ступина:

– Ступин, у тебя как со зрением сегодня?

– Хуже, чем вчера, – говорит Ступин. – Чёрно-белое всё какое-то.

Слесарь с инженером переглянулись.

– У нас почему-то тоже, – говорит инженер и голову чешет. – Всё утро никаких цветов не видим.

– Проснулся – не пойму, что с глазами, – говорит опытный слесарь. – Что за херня? Всё чёрно-белое. С кровати вроде не падал, о стену головой не бился. – Потом руками развёл и говорит: – Что самое странное – не пил ведь вчера! Ни капли.

– Да, – говорит Ступин, – такая же история.

– Говорю же: апокалипсис, – говорит опытный слесарь. – Конец скоро придёт. А-по-ка-лип-сис. – И на каждом слоге пальцем по столу стучит.

– Бред какой-то, – говорит инженер. – Кинотеатр просто. Вчера какие-то катастрофы – цунами на речке, самолёт рухнул. Ступин вообще в какой-то боевик вчера попал. Этот – Семёнов – бродил вчера никакой, как будто мертвец ходячий. Как зомби какой-нибудь. Сегодня – всё чёрно-белое, как будто в старом кино. Да уж. Интересно, что завтра нам покажут.

В каморку вошёл Семёнов.

– Здоров, ребята, – говорит.

– Здоров, Семёнов, – говорит опытный слесарь. – Слушай, Семёнов, как у тебя со зрением? Жалоб нет?

Семёнов удивился.

– А что с ним должно быть? – говорит. – Ну, читаю в очках, а так – всё в порядке, всё на месте.

– А оно у тебя сегодня не чёрно-белое, случайно?

Семёнов смеётся.

– Да с чего оно чёрно-белым будет? Это ж сколько нужно выпить, чтобы оно цвет потеряло?

Ступин, инженер и слесарь переглянулись.

– А у нас оно с утра чёрно-белое почему-то, – говорит слесарь. – И не пил у нас никто.

– Что же – у всех троих? – удивился Семёнов.

– Ага.

– Это плохо, очень плохо, – говорит Семёнов, и головой покачал. – А что у вас случилось? Может, на производстве вчера труба вам на голову упала?

– Так что же – всем троим сразу, что ли? – смеётся опытный слесарь. – В ряд выстроились и ждали, пока она нам на голову свалится?

Семёнов говорит:

– А током нигде не било? Или, может, кислоты в цехе надышались? Или щёлочи?

Опытный слесарь прищурил один глаз, хитро так на Семёнова смотрит и говорит:

– Ну, если надышались чего-то, то, может, это за производственную травму сойдёт? Может, нам там компенсации какие-то полагаются, выплаты?

Семёнов рукой махнул.

– Да какие там компенсации, какие там выплаты. Сам же понимаешь. Так что со зрением будете делать? В больницу сходите. Это так оставлять нельзя.

– Ладно, сходим. Что тут ещё поделать?

– Ладно, – говорит Семёнов. – Я вообще зачем пришёл: там Аннушка опять молоко разлила. Сходите на производство, посмотрите, чего у них там на этот раз не работает.

Здесь следует сделать небольшое отступление, касающееся Аннушки, разлившей молоко. Аннушка – она же Анна Сергеевна – была на заводе главным технологом, женщиной крайне строгой (по крайней мере, на территории завода). Всё производство держала в кулаке. За любой недочёт могла отчитать любого сотрудника. Иногда даже директору производства от неё доставалось. На производстве Анну Сергеевну не любили. Не то чтобы кто-то ненавидел её всей душой. Нет. К ней питали обычную и даже вполне естественную нелюбовь к начальству. К особенно строгому начальству. Но никто не знал, какой была Анна Сергеевна на самом деле, вне рабочей обстановки. Может быть, несмотря на свою строгость и суровость главного технолога, вне завода она была натурой тонкой и лиричной? Кто знает?