– Для пьянственного удовольствия действительно несподручно, но ежели в трезвом виде, то и тиролька любопытна, – откликается сюртук.
– Для пьянственного образа лучше цыган и пения нет, – вставляет свое слово ярко начищенный сапог бутылкой. – Слушаешь, а у самого так и зудят руки, чтобы кому-нибудь в нюхало съездить или во что бутылкой шваркнуть. Я раз при цыганах такой душевный вопль в себе почувствовал, что на четырнадцать с полтиной посуды разбил.
– И французинка при хмельном составе сердца интересна, – делает замечание пальто-размахай. – Особливо ежели это она в поросеночного цвета триках обута и юбочкой на публику потряхивает при пении.
– Французинка хороша, но она только на грех супротив женского пола подмывает, а чтобы воинственный восторг от нее в себе чувствовать, за ней этого нет, не водится.
– Вот немка, так та совсем рыба и даже сон на человека нагоняет.
– Ведь эти самые тирольки за один счет что и немки.
– Ну нет. Немка – особь статья, а тиролька – особь статья. У них и словесность разная. Я спрашивал как-то нашего булочника Карла Иваныча, так он говорит: «Тиролька у нас в неметчине – все равно что ваша олончина». Немка завсегда с арфой. Ты заметь: как в синих чулках, скула подбита и с арфой – ну, значит, немка. По ярмаркам на арфяночном продовольствии и ежели в трактире – все немки. Она же со скрипкой. На цимбалах – непременно жид. А тиролька – она только голосом выводит и разве вот перстами по гуслям перебирает. Зато уж супротив голосового вывода, чтоб трель – чище их нет.
– Поди, ведь свистульки у них в глотках вставлены, чтоб эта «трула» – то выходила?
– Нет, без свистулек. Просто голосом играют. Порода уж такая, сызмальства учатся. Лесная страна у них, так он промеж себя дома голосами и перекликаются. Ау да ау!
– А эти настоящие тирольки – вот что теперь перед нами поют?
– Нет, поди, не настоящие. Мелки больно ростом. Тирольская порода должна быть вся крупная. Вот у моего свата в Ямской тирольская корова. Дорого дали, но зато…
– Так ведь то корова, а я про баб спрашиваю.
– Ну, друг любезный, что корова, что баба, все едино. Уж ежели в каком месте корова крупная родится, то и баба крупная, корова мелкая – и баба мелкая. Возьмем наш Холмогорский уезд, так там что народ, что скот – одинаково крупный. Посмотри потом лимонский скот и сравни с чухонцем из Лимонии – мелочь, глядеть не хочется. А ямбургская или, там, гдовская баба по здешним местам – вот что по огородам полоть ходят. Нешто это баба? Иную бабу-то из хорошего места не заколупнешь, до того она гладка, а в один обхват и не обнимешь. А здешняя баба жидконогая, сухопарая, не лучше вот этой тирольки. Еле пару ведер с водой на коромысле тащит. А из хороших местов баба – она два ушата сопрет. Теперича будем говорить так: чухонская ли лошаденка или доморощенный жеребчик из Орловской губернии? В чухонской лошаденке только одна толстопузость и есть.
Логика была окончена. Тирольки все еще продолжали петь. Послышались опять рассуждения.
– Чего они все одно слово твердят: «уриан» да «уриан»? И словно у них что заколодило на этом слове!
– Слов мало в ихнем языке. Переберут все тирольские слова, ну и опять за «уриана» хватаются, – дает кто-то ответ.
– Ведь, поди, тоже что-нибудь обозначает этот самый «уриан»?
– Да выпивку, надо полагать, обозначает, потому вон тиролец все себя по галстуку перстами хлопает.
