– Скоро узнаете, – многозначительно произнес Ушаков, прежде чем вызвать караул.
Я вернулся в камеру. Не находивший себе места Карл успокоился, увидев, что со мной все в порядке. День прошел как обычно, а вот наутро нас ожидал сюрприз.
Еще до первых петухов дверь камеры распахнулась. На пороге стоял сержант-измайловец. Благодаря караульным я научился довольно сносно различать мундиры полков, так что определял теперь практически с лету – особенно гвардейцев. Правда, отличий между унтер-офицерами в одежде не имелось, что сержант, что капрал одного полка одевались одинаково. Но этот представился, видимо гордясь должностью.
– Господа фон Гофен и фон Браун, прошу привести ваши костюмы в порядок и следовать за мной, – тоном, не терпящим возражений, объявил он.
– Что это значит? – спросил я, теряясь в догадках.
– Вы свободны. Всякая вина с вас снята. Пройдемте в канцелярию, дабы уладить формальности и подписать бумаги о неразглашении тайны.
Не веря в происходящее, мы с Карлом пулей вылетели из камеры, ожидая вдогонку криков или выстрелов в спину, но все обошлось. Подписав все, что требовалось, и заверив, что будем строго блюсти все тайны, мы поспешили покинуть Тайную канцелярию, пока никто не передумал.
За воротами крепости стояла закрытая карета.
– Садитесь, – приказал сержант.
– Но ведь мы свободны и вольны поступать как заблагорассудится, – удивился я.
– Садитесь, – настойчиво повторил сержант. – Это в ваших же интересах.
Мы с Карлом переглянулись и, не сговариваясь, полезли в карету. Терять все равно было нечего: без рекомендательных писем, которые в канцелярии испарились вместе с деньгами и некоторыми предметами гардероба, перспективы вырисовывались безрадостные. Хорошо хоть шпаги сохранились. Судьба наших коней тоже оказалась скрытой в тумане. Похоже, кому-то из окрестных крестьян повезло заполучить в хозяйство парочку отличных лошадей.
Сначала нас отвезли в баню – я не мылся больше месяца и с восторгом принялся парить себя веником. Карл впервые столкнулся со странной процедурой русского мытья и долго не мог оценить ее по достоинству. Он очень удивлялся тому, что я балдею от этого «варварства». А когда истопник окатил его ушатом ледяной воды, кузен едва не проделал в незадачливом мужике лишнюю дырку.
Из парилки мы вышли красными как вареные раки, без сил свалились на деревянные лавки и поняли, что умираем от жажды. Проблема решилась мигом. Нам преподнесли по здоровенному ковшу кваса, и тогда я понял, что попал на небеса.
Сержант положил на лавку две нательные рубахи и две пары портов. Если Карлу белье пришлось впору, то на мне все угрожающе трещало и местами рвалось. Я уже обратил внимание, что по здешним меркам был все равно что великаном, возвышаясь над всеми почти на голову.
– Ваша одежда пришла в негодность, – сообщил сержант.
– Тоже мне новости, – хмыкнул я.
Длительное пребывание в сырых и холодных застенках вряд ли смог выдержать даже спецкомплект химзащиты из двадцать первого века, что говорить про наши штаны и камзолы.
– Я купил кое-что из готового платья, – не обращая внимания на иронию в моих словах, произнес измайловец.
– Спасибо, конечно, но у нас нет денег. Не представляю, как буду с вами рассчитываться, – вздохнул я.
– Ничего страшного. Мне выдана денежная сумма для этих целей, – со стоическим спокойствием пояснил сержант.
– Кем выдана? – заинтересовался я, но измайловец почему-то не стал отвечать.
