Халтурщики - страница 9

– В смысле?

– В английском он безнадежен.

По просьбе Ллойда она откапывает старый адрес Жерома. Он едет на метро до станции Шато Руж и находит нужный дом: это старая развалина со сломанными воротами. Ллойд изучает список жильцов в каждом подъезде, выискивая имя сына. Но найти его не может. Потом он натыкается на неожиданную фамилию – свою. У кнопки звонка написано «Жером Бурко».

Ллойд звонит, но никто не открывает. Жильцы приходят и уходят. Ллойд садится в глубине двора и смотрит вверх, на закрытые ставнями окна.

Через час в воротах появляется Жером, но он не сразу замечает отца. Он открывает почтовый ящик, просматривает рекламные письма, потом плетется по дорожке.

Ллойд окликает сына по имени, Жером вздрагивает.

– Что ты тут делаешь?

– Прости, – говорит Ллойд, тяжело поднимаясь. – Прости, что нагрянул, – он раньше никогда так не разговаривал с сыном, с таким почтением, – пришел ни с того ни с сего, это не страшно?

– Это связано с твоей статьей?

– Нет, нет. Никак не связано.

– С чем же тогда?

– Пойдем к тебе? Я замерз. Я тут сижу уже какое-то время. – Он смеется. – Ты же знаешь, я старый. Может, я старым не выгляжу, но…

– Ты не старый.

– Старый. Я старый. – Ллойд протягивает руку и улыбается. Ближе Жером не подходит. – Я в последнее время думал о семье.

– Какой семье?

– Жером, давай поднимемся к тебе. Если ты не против. У меня руки заледенели. – Ллойд потирает ладони, дует на них. – Мне пришла в голову мысль. Я надеюсь, ты не обидишься. Я подумал, что, может, – если ты захочешь, конечно, – я мог бы помочь тебе выучить английский. Если мы будем регулярно разговаривать, ты его освоишь, даю слово.

Жером краснеет.

– Ты о чем? Я хорошо говорю по-английски. Ты же меня учил.

– Но ты ведь нечасто слышишь английскую речь.

– Я не хочу учиться. Да и где я возьму на это время? Я по горло занят в министерстве.

Чтобы доказать свою правоту, Ллойд переходит на английский, нарочно говоря очень быстро:

– Меня так и подмывает рассказать, что я все знаю, сынок. Но я не хочу, чтобы ты чувствовал себя паршиво. Но почему ты живешь в такой помойке? Господи, просто невероятно, насколько ты похож на моего отца. Так странно снова видеть его лицо. Я знаю, что ты безработный. Я родил четверых детей, и ты единственный из них, кто еще соглашается со мной разговаривать.

Жером не понял ни слова. Дрожа от унижения, он отвечает по-французски:

– Ну и как я тебя пойму? Ты слишком быстро говоришь. Это смешно.

Ллойд снова переходит на французский.

– Я хотел тебе кое-что сказать. Кое о чем спросить. Видишь ли, я собрался на пенсию, – говорит он. – Лет с двадцати двух я писал, ну, сколько там, по статье в день, наверное. А теперь я ничего не могу из себя выдавить. Ничего. Я вообще не представляю, что, черт возьми, в мире происходит. Даже в той газете меня больше печатать не хотят. Это была моя последняя – последняя! – кормушка. Ты это знал? Мои тексты больше никто не публикует. Жером, думаю, мне придется съехать с квартиры. Я не в состоянии за нее платить. Мне там не место. Но я не знаю. Ничего еще не решено. Я, возможно, хочу спросить… Сам пытаюсь понять… Что же делать. Что скажешь? Каково твое мнение? – Ллойд собирается с духом и спрашивает: – Что ты мне посоветуешь? Сын?

Жером открывает дверь, ведущую в дом.

– Входи, – говорит он. – Останешься у меня.

Бетти потрясла свой хайбол и заглянула внутрь, выискивая под кубиками, льда последнюю каплю Кампари. Лео, ее муж, сидел за мраморным столиком кафе, закрывшись от нее итальянской газетой. Она протянула руку и постучала по газете, словно это была дверь его кабинета.