– Развести огонь на что? – не поняла леди.
– В виде костра, ибо тут одно из двух, либо они его бояться, либо он им нужен – в любом случает будет понятно, что мы им еще нужны.
– Да, надо найти уголь.
– Ты уверен, что деревья рубить нельзя?
– Конечно. Я это чувствую всем сердцем, всей душой и вообще:
– Да, и вообще всем разумением своим.
– Что?
– Я грю, похоже из всего десанта на этот аналог Земли, мы остались только двое, а это значит.
– Да, очевидно, что мы Адам, и эта, как его?
– Почему его, кого – наоборот, она, Эва.
– Э-ва, как в последнем Апокалипсисе? Но она косоглазая!
– Сделаешь мне перед ужином макияж, и я пойму, да или пока еще ты ничего не понял.
– Боюсь, я так устал, что настроения перед ночным трахтенбергом у меня не будет наблюдаться даже с высоты птичьего полета. Кстати, почему нет птиц?
– Думаю, в птицу должна превратиться ты, – не задумываясь определил ее роль Вова.
– Может быть, ты лучше превратишься в орла?!
– Ты так говоришь, как будто можно подумать, настаиваешь.
– Я могу попробовать, но не уверен, что птицы были раньше человека.
– Скорей всего.
– Здесь нет гор, с которых надо и можно прыгать с риском для жизни. Да и не хочется. Если бы так взлететь.
– Как так-к? Нечаянно? Да, это будет неплохо, если и я тоже полечу.
– Да и намного легче.
– Почему? Ты думаешь, яйца нести проще?
– По другой системе, – сказал Герм-Вова.
– А именно?
– Я тебя съем. Нет, не бойся, не разжевывая, а так, что будешь, как у Христа за пазухой.
– Вместе с киндером?
– Естественно.
– Честно говоря, я даже не представляю себе. Нет, не того, когда ты меня, наконец, трахнешь, ибо по абсолюту, когда-нибудь, да, это случится, но где тот притвор, в котором ты меня поселишь, как в самом себе? Ты хоть примерно знаешь, как его найти?
– Нет.
– Ну, вот, пажалста, ты не готов к личной жизни почти полностью, даже абсолютно.
– Думаю, мы здесь затем, чтобы найти его.
– Неужели это можно? Найти самого себя, идентифицировать себя, как часть мира:
– Да, уже существующую, – тонко заметил Вова.
Они удивлялись еще раз, потом два, три, и решили – Нина:
– Мы будем спать без ужина?
– До ужина еще далеко, – ответил Герм.
– Давай поспорим, что сейчас вечер? – улыбнулась Нина.
– Вечер, – повторил Владимир с некоторой расстановкой, – нет, не может быть.
– Почему?
– И знаешь, почему? Я тоже так думаю, а два одинаковых мнения не могут занимать одно и тоже место.
– Я думаю наоборот.
– Да, но тогда это должны быть люди одинаковые, а мы разные.
– Хорошо, ты оставайся, а я схожу, узнаю, что там продают.
– У тебя есть деньги?
– Нет, но они и не нужны, так как там, – она махнула лапой на восход солнца, – всё равно ничего нет.
– Да, тогда логично, надо сходить посмотреть. И да, ты пока ходишь я посплю немного, а потом посмотрю, что во второй беседке.
– Надо было давно это сделать, – сказала Нина. – Подозрительно, что она плавает за нами, как привязанная.
Вова двинулся вперед, раздвигая деревья. И только забыв, как сошел из беседки на берег, обернулся. Но уже ничего нельзя было разглядеть.
– Или деревьев слишком много, или стало еще темней, – сказал он, как профессор Нэш, понимая, что не мы выигрываем у Разума, а он у:
– Вас.
– Но впереди был уже просвет между деревьями и Герм двинулся туда.
Он обрадовался, что сейчас увидит Гастроном с сидящими около него продавцами цветов, но улыбка его пропала, так как не было абсолютно никого. Вова хотел зайти в сам магазин, убедиться, что и там нет ничего, по крайней мере, ничего, кроме шоколада и Каберне, но желание подойти к девушке, которая махала ему лапой со стороны противоположного тротуара, было:
