– Пусть выйдет, пока мы насладимся, – сказал я просто.
– Я те щас выйду, под кроватью жить будешь, как у Блока привязанный навсегда к ее равнодушной:
– Но-ш-ке-е.
Я всё понял, поэтому так и ответил:
– Отпустите меня – я попал не в ту Прохиндиаду.
– Ты не сказал пожалуйста.
– Так, пожалуйста.
– Теперь уже поздно, – поздравила и она меня.
– Вы, что?
– А что?
– Вы, что, не поняли, что у меня задание.
Она ответила сама, не давая рабу насладиться победой надо мной:
– Я – Кальтенбруннер – сия весчь – мой Мюль.
– Он Мюллер? – немного удивился я. И добавил:
– Если я расскажу всё, что он в подполье был командиром партизанского отряда – мне, что будет?
– Хорошего ничего не будет! – нагло гаркнул Ман, – ибо мы и есть партизанен!
– У тебя немецкий крест на шее, – ответил я холодно, хотя и шутя, а он его и хватился.
– Вот, пажалста, посмотрите, мэм, это не меньше, чем групен своего фюрера.
И, кстати, нам и надо захватить фюрера, – добавил.
– Зачем? – строго спросила она.
– Вместо него будет Кальтенбруннер.
– Это важно?
– Не знаю, мэм, но так надо.
Она ответила, что тогда надо убрать этого Кальта – Хальта, а она и есть тот самый Фишель-Абель, которого мы ищем.
Так-то понятно, не зная точно – кто есть кто – значит и не запутаешься, но всё равно непонятно, зачем нам Фюр, если с Кальтом легче договориться:
– Мне так непонятно.
– Тебе и не надо ничего знать – ты только Перевозчик информации.
Оказалось, Пере-Везти инфомэйшэн по-настоящему можно только в роли этого прохиндея:
– То ли, Картера, авось и Бруннера.
– В себе, как ты в нем, понял? – хотел даже замахнуться Ман, но я его опередил, сделав небольшой нок:
– Аут в правую почку, что многие только позавидовали:
– Первый раз за всю мою тридцатилетнюю истории в этом деле Перевоза на Ту сторону Стикса вижу такой Нок-Аут, – похлопал в ладони вошедший мэн с двумя телохранителями.
Это был третий неопознанный педант, надеюсь, не всё еще ее муж, я кивнул на Прохиндиаду, то ли Лариску, то ли – авось и – Лиговку – и хорошо, что это не одно и тоже, ибо тогда трудно будет отказаться, что я и есть ее:
– Самый первый законный муж, – и ничего страшно, если не считать того, что, простите, а:
– Всё-таки не справлюсь, наверно, сэр.
– Что вы сказали? – пропел он так, что можно подумать: жалеет, что не расстрелял меня вчерась-позавчерась, авось, и намедни, третьего, кажется, послезавтра.
– Простите, сэр, – ответил я, но вам желательно прикупить Ролекс, хотя бы за сто рублей, как у продавца цветов в фильме Свадьба Павла Лунгина, а с другой стороны, вас, наверное, всё равно не проверяют?
– Так точно, мил херц, только вы и ваш начальник охраны, заодно с Евой имеют это, так сказать:
– Полное право, – ласково махнул рукой я, еще не совсем и не до конца понимая, за кого меня здесь – таки – принимают.
И оказалось за Хи – куда без него, ибо это и будет самая большая Прохиндиада, если он остался жить вот так свободно, а не в ХГреции сидит в подвале, как Саддам Хуссейн заживо погребенный, или торгует маками в Миделиновом Картеле заместо Доктора Зорге, уже давно намылившего в Японию-маму, как коренной последователь не только Сакуры, но и Кама-Сутры.
