– Мы пришли, – ответил на мой вопрос по Булгакову:
– Что здесь делает мистер Швондер, – пришли, так сказать:
– Добавить вам еще один вагон, сэр.
– Я – простите – но не Рузвельт и тем более не Черчеллино – коньячино – сигарино кубино.
И да, – добавил я побыстрее хоть что-нибудь, чтобы не начали гадать:
– Точно ли к тому обратились за поводом, все беды и победы повесить на него, а не на эту придурошную Лару или Лиговку – всё равно, пока что, ибо:
– Будут и другие.
– Меня куда, в Матросскую или и Бутыркой обойдемся?
– Простите, сэр, – вежливо обратилась ко мне Лара, – вас пока никто не назначает руководителем публичного дома.
– А тебе хочется быть его гранд-дамой?
Она промолчала, а этот Швондер – или, как его там – объяснил:
– Нет ничего опасного и вредного в том, что вы ошибетесь на очередной лекции по и о международных положениях.
– Ибо, не так страшен Хи, как его Малюта Скуратов?
– Очень, очень капитально сказано, дорогой мистер Холмс.
– Почему Холмс?
– Ибо вы как он видите предмет не только при свете, но и днем с огнем.
– Вот из ит?
– Не так страшна ложь, как правда о ее повсеместном распространении, – ответил он, и я понял, что здесь промашки уже быть не может:
– Не обман главное, а ужас о его повсеместном распространении.
– Поэтому, мэр, и нужен такой человек, как вы, способный говорить правду всегда и везде, ибо только заведомое враньё – это и есть, нет, не просто правда, а:
– Правда Непобедимая-я-я!
– Хорошо, – ответил я, – давайте попробуем немного потренироваться в этом деле: говорить, всё, что хочется, а на выходе всё равно будет только:
– Ложь.
– Простите, сэр, но вы случайно оговорились – Правда.
– Разве мы не поменяли их местами?
– Нет, конечно, – даже заволновался этот Третий – авось просто Швондер, – наоборот, если говорят:
– Правда – сразу включайте счетчик – это ложь.
– Если ложь? – спросил я, – правда?
– Всегда правда, – немного уже устало ответ, как теперь уже начал понимать я, Гэби.
– Если вам пока что не всё понятно, то имейте в виду – в случае размышления – делайте расчет не тавтологично, а по экспоненте.
– Вы имеете в виду, надо брать производную от предыдущего уже полученного результата, – ответил специально без знака вопроса, как мальчика для битья логики.
Майор, приставленный ко мне ранее, всё это время молчал, как рыба, сомневающаяся, что выбрать лучше:
– Уху или жарёху, – как вам, мил херц?
Но они даже не предложили ему, как Лева Задов матросу Железняку:
– В коридор! – или даже сразу:
– Катэллэ! – с итальянского: к стене, сволочь.
Тем не менее, сообщил, что я не хочу спать и с ним тоже.
– Он будет спать под кроватью, – наверно, пошутила Лара.
– Если только я могу называть тебя Клариса, которая надоела мистеру Пушкину, но зато еще нужна мне.
– Вот именно поэтому, – дал я тезис Гэби, – что в России убили невинную собачку Шарика по-русски и Бобика по-итальянски, – и началась революция.
А как Зинка-то плакала, мама мия-я! Не от их ли взаимообразного союза и произошел, – тоже, знак вопроса не нужен, ибо знаю точно, хотя и по косвенным причинам нового, совсем нового расположения звезд:
– Одной точно не хватает.
– Да, сэр, это именно вы и есть, – апп-солютно без улыбки сообщил, можно уже с уверенностью сказать:
– Великий Гейтс, – точнее, Гетсби, и тоже неправильно:
– Гэби, – это в десятку.
Когда все и ушли и даже Лариска, я прилег, чтобы осознать во сне, как всё было, а и не было. Но в дверь постучали.
