Он, этот лектор по международному обмену опытом новых биохимических реакций, проходя мимо меня уже откушав бифштекс натуральный, но всё-таки пока рубленый, так как надо было задержаться на этой лекции еще на полчасика для ответов на вопросы, первый и спросил, слегка притормозив:
– Ты, эта, не работал дворником в Зоне Д?
– Да вы, что, сэр, я культурный, как можно больше человек, а листьев осенью желтеет там много, что они все эти клены опадают буквально до нитки – не обораться!
– Ну, значит, точно ты, и работал, кто осыпал меня этой листвой нарочно, что я по ней прокатился.
– Это, когда было?
– Года три назад – не меньше.
– Я тогда был в другом месте.
– Ладно, – он побарабанил по столу всеми четырьмя пальцами, – пятый, – пояснил он, – тебе!
– За что? – я поимел в виду восклицательный знак, который он поднял, как свой большой палец.
– Я тебя искал, когда ты уже работал комендантом всей Зоны В, но сказали, что студентов больше на такие должности не берем.
Отдельный кабинет, ковер, стол, настольная лампа, даже гитара должна была быть, но вместо нее удалось достать только самоучитель игры на ней.
Я рассказал ему тогда, не то, что думаю о Цикле Кребса и даже не про Колокол Эрнеста Хемингуэя, который не собирается звонить дважды даже ради вас, а про Повести Белкина Асса Пушкина, что он в них сделал открытие, которое будет побольше даже, чем у Шекспира, или:
– По крайней мере, – они равны.
– Ну, вот видишь, – ответил он, – я так и думал, что это ты: самоучитель игры на шестиструнке.
И добавил уже уходя, что я могу сразу, в самом начале его продолжения лекции, пояснить своё недоумение:
– Моим, – как он показал на свой галстук, – разъяснением.
И попросил выйти, когда все опять расположились на своих местах, почти, как в креслах.
– Мне нечего рисовать на доске, – ответил я.
– Ты только скажи – я сам всё сфотографирую, – ответил этот Джонсон.
Авось и Макферсон.
И я выдвинул гипотезу, что рассматриваемые им формулы – неправильны.
Многие зашумели, а он тоже, но ответил просто:
– Их проверяли тысячу раз.
– Но не на изометрию?
– Как смысл?
– Дак в том-то и дело, мил херц, что смысл есть, – но это только разбежался я, а ответил просто чинно и благородно:
– Они могут ходить парами.
– Да ты что?!
– А что?
Но вскидку оказалось, что ни один эксперимент прямо такую изометрию не улавливал.
– Не знаю, – ответил он медленно, задумчиво и с расстановкой, – изменит ли это дополнение что-нибудь.
Сразу при прилете в Сили Доли проверю. Хотя еще не знаю, как надо ставить такой эксперимент.
И я даже испугался, когда вернулся в общежитие, что меня опять уволят, на этот раз за разглашение государственной тайны! А с другой стороны, какой со студента спрос, я еще диплом буду защищать только через две недели.
К счастью, никто даже не запомнил, о чем, я, собственно, говорил. Даже руководитель диплома не простонал в надежде:
– Это могла быть сразу кандидатская.
Так, естественно, кто только будет писать тома этой диссертации за месяц или даже за два-три – не успеем.
Но – еще до повторного приезда американца – решили устроить мне показательный разгром на примере дополнения к кандидатской диссертации хорошего парня, закончил какой-то никому из местных неизвестный химический институт, но должен был защищаться здесь. Он даже сам предложил своему руководителю вставить мой показательный пример, как – если не фундаментальную, то очень большую и распространенную ошибку, имеющих большое самомнение вчерашних студентов.
