Потом она решила просто сидеть в одном месте и ждать. Думала, что, если ничего не делать, комната успокоится, но нет, стены продолжали двигаться, пол дрожал, дверь открывалась сама собой, даже когда никто не подходил к ней.
В какой-то момент она поняла: «Я живу внутри себя и не могу найти дверь обратно», – шептала она себе, глядя в зеркало, в котором она не отражалась.
Она часто задумывалась: а есть ли она сама? Или это всё – просто часть комнаты? Человек, потерянный в своём уме, где стены – мысли, пол – воспоминания, а дверь – лишь обещание, которое никогда не исполняется.
Она знала, что раньше жила вне этой комнаты, что у неё были друзья, возможно, семья, может быть, работа. Но теперь это было так далеко, как будто случилось в другом времени, в другой жизни.
Иногда она пыталась вспомнить голос матери, или запах дома, но память расплывалась, как масло на горячей сковороде. Оставались только образы: окно, которое не открывается, кровать, которая исчезает, зеркало, которое показывает не тебя.
Она не плакала, но это не значило, что она не хотела плакать, просто слёзы тоже стали частью комнаты. Они катились по щекам, падали на пол… и исчезали, не достигнув земли.
Врачи приходили иногда. Они говорили с ней мягко, записывали что-то в свои блокноты. Один из них сказал:
– Вы потеряли связь с пространством. Это может быть результатом травмы.
– А если я не хочу возвращаться? – спросила она.
– Что вы имеете в виду?
– А если я боюсь, что за дверью будет хуже?
Врач замолчал. Потом сказал:
– Мы поможем вам.
Она улыбнулась. Очень тихо. Почти грустно.
– Вы не можете помочь тем, кто не хочет выходить из себя.
Иногда, когда ночь становилась особенно долгой, кролик возвращался, часы в его лапах не тикали, только висели, как пустые глазницы.
– Пора, – говорил он.
– Я знаю, – отвечала она и начинала искать опять выход.
***
Его звали Максим. Он был самым спокойным из всех пациентов клиники «Санкт-Элис». Казалось, ему было легко и он принимал свою судьбу, но на самом деле, просто он ничего не мог изменить, а когда ты знаешь заранее, чем всё закончится – гнев становится бессмысленным.
Он не говорил, часто просто кивал, даже если никто ничего не спрашивал. Больше всего выделялся его взгляд. Глаза у него были темные, почти чёрные, будто в них отражается не свет, а тень. Он смотрел так, будто уже видел собеседника в другом возрасте, в другой жизни. Иногда казалось, что он знает, что тот скажешь, до того, как сам об этом подумает, возможно, так и было, потому что Максим жил в обратном времени.
Он помнил, как его хоронят, как родители стоят у могилы, сжав руки, как подруга бросает цветок в яму и шепчет: «Прости». Он запомнил этот день очень хорошо. Погода была пасмурной, но он чувствовал, как капли дождя падают ему прямо в сердце. Только вот… он ещё не умер, и он ещё не встретил женщину, которую полюбит. Её звали Алина. Он знал её лицо, голос, запах, как она будет плакать, когда они увидятся в последний раз. Но он не знал, где она сейчас. Думал, стоит ли начинать отношения.
Он видел старость ребёнка, которого ещё не родили: девочка, с его глазами. Она сидела на лавочке, с книгой в руках, и рассказывала кому-то историю о человеке по имени Максим – отца, которого она никогда не знала, но всегда любила. Но этого ребёнка ещё не существовало, а, значит, он ещё не стал отцом, и, возможно, уже не станет.
