Хаос, Смерть и Символ: Дело Избранного - страница 5



Он был высоким, широкоплечим, с осанкой человека, который никогда не теряет контроля, даже если внутри всё рушится. Его лицо было спокойным, почти безмятежным. Аккуратно подстриженная бородка обрамляла нижнюю часть лица, придавая ему вид старинного священника или странствующего мудреца.

Но больше всего выделялось то, что нельзя было игнорировать. У него были две головы: одна справа, одна слева.

Обе говорили, иногда одновременно, иногда по очереди, иногда ни одна. Они были одинаковыми на первый взгляд – те же черты, тот же голос, те же глаза. Но если присмотреться, различия становились заметны. Левая голова смотрела в прошлое, правая – в будущее, одна знала правду, вторая – ложь. Иногда они менялись местами.

Он ходил по коридорам «Санкт-Элис» словно страж, которому поручено охранять не стены, а границу между разумом и безумием.

Каждый день начинался с проверки дверей. Он открывал их медленно, почти с почтением, смотрел внутрь, затем закрывал, не запирал, а просто проверял, есть ли кто-то за ними.

Он не носил блокнота, не записывал стенографии, а просто молча слушал. Иногда останавливался перед камерой и говорил:

– Они начинают уходить все глубже. Это плохо.

Никто не отвечал. Камеры не отвечали. Но он знал: его услышали.

Все в клинике знали Олега, но никто не понимал его. Для врачей он был просто охранником, а для пациентов – чем-то большим, некоторые видели в нём символ, другие – ключ, третьи – сам разум, потерянный между двумя гранями реальности.

– Почему у тебя две головы? – однажды спросила Ника.

Левая голова ответила:

– Чтобы видеть, что уже случилось.

Правая добавила:

– Чтобы знать, чего избежать.

– А ты кто? – спросила она.

Обе головы замолчали. Потом произнесли вместе:

– Мы – последний защитный механизм.

Олег родился с редким заболеванием – черепно-лицевой дизрафизм, который привёл к частичному срастанию близнецов в утробе матери. Второй плод развился не полностью: голова, часть шеи, но без тела. Она осталась внутри него, под кожей, за позвоночником. Иногда она просыпалась и говорила.

Он был ребёнком, когда впервые услышал вторую голову.

«Не верь им», – прошептала она ему однажды ночью.

«Кто ты?» – спросил он.

«Я – ты. Только правдивый».

С годами он понял: вторая голова – не болезнь, а память, при этом не его собственная, а чужая. Она говорила на языках, которых он не знал. Иногда предсказывала события, однажды она назвала имя женщины, которую он ещё не встретил, потом он встретил её. Она умерла через неделю.

Пациенты в клинике чувствовали его иначе. Когда он входил в палату, они замолкали, кто-то начинал плакать, кто-то смеялся. Многие говорили, что видят его в своих снах.

– Вы слышите её? – спросил однажды Ростислав, глядя на Олега. – Голову, которая говорит правду?

Тот не ответил. Только кивнул.

Работа в психиатрической клинике стала для него призванием. Он охранял не стены и не двери, он охранял границу между тем, что можно вылечить, и тем, что нужно принять.

Он знал, что большинство пациентов – не больные. Они просто видели то, чего другие не хотели видеть. Они жили в мире, где мифы были реальностью, время текло вспять, сны становились явью, а реальность – лишь обёрткой.

– Они не сумасшедшие, – сказал он врачу однажды. – Просто они не умеют притворяться.

Врач посмотрел на него с подозрением.

– Ты же понимаешь, что ты здесь работаешь, а не лежишь?

– Я здесь потому, что могу быть рядом с ними. Я понимаю их. Я тоже не нормальный.