Ночью, в комнате отдыха, он сидел один, снимал очки, смотрел в окно. Его вторая голова шептала:
«Ты скоро забудешь себя. Как все они. Ты уже начал терять границу».
– Я знаю, – ответил он.
«Хочешь остаться собой?»
– Нет. Я хочу остаться с ними.
***
Врач вышел из кабинета, закрыв за собой дверь. Его шаги затихли в конце коридора, будто он уходил не просто из комнаты, но из какой-то важной части себя. Он был низкорослым, плотно сбитым, с тёмными кругами под глазами – как будто сам проводил бессонные ночи, глядя на тех, кто потерял связь с реальностью.
Он прошёл мимо камеры наблюдения, мимо стены с трещинами, которые никто не чинил, мимо окна, за которым всё ещё лил дождь – бесконечный, непрекращающийся, словно небо проткнули иголкой.
Он подошёл к Олегу. Тот стоял у дальней стены, как будто ждал именно этого момента, или уже его пережил.
– Он хотел рассказать всем, что видит, – произнёс врач, глядя в камеру. – Но закончит свои дни в психушке.
Его голос прозвучал уверенно, но в нём проскальзывала странная нотка – не жалость, не страх, а что-то среднее между ними. Словно он знал, что говорит не совсем правду.
Голова справа у второго мужчины фыркнула:
– Как всегда. Люди выбирают удобную реальность. Даже если она ложь.
Голос был холодным, почти презрительным. Но в нём не было злости. Только усталое понимание того, что люди всегда будут выбирать комфорт, даже если это убивает их изнутри.
Голова слева заговорила чуть позже. Её голос был тише, медленнее – как будто она говорила сквозь время.
– Да… Жаль.
Это прозвучало не как диагноз, не как приговор, это было похоже на эпитафию. Врач кивнул и ушёл. Его силуэт исчез за поворотом, и коридор опустел. Только камеры продолжали работать, но они ничего не записали.
Потому что не было никакого врача, не было пациентов, не было клиники, а был только он – человек, который давно потерял себя, и теперь его разум разделился на части, чтобы не сгореть целиком.
***
Он сидел в белой комнате. Ей не обязательно нужно было быть белой, просто так ему показалось проще: белый цвет не отвлекает, он не вызывает вопросов, он ничего не значит, то есть, его можно игнорировать, точно так же, как и всё остальное здесь.
Это была не палата, не комната, это был интерфейс между тем, кем он был, и тем, кем стал.
Стены были ровными, но иногда дрожали, как будто за ними кто-то пытался выбраться. Пол гудел под ногами, будто ждал, когда же он решится сделать шаг вперёд. Воздух был плотным, как вода, и каждый вдох давался с усилием. Он не помнил, как здесь оказался.
Только знал, что раньше был студентом, или писателем. Иногда он находил старые черновики, исписанные его почерком. Строки, которые он не мог прочитать, потому что они двигались, меняли форму, переплетались друг с другом. Иногда слова выскакивали из бумаги и летали по комнате, как мотыльки.
Может быть, он просто человек, который слишком много думал, может быть, он был больным, может быть, он был сумасшедшим, или, может быть, он был единственным, кто видел мир таким, какой он есть.
Однажды он услышал голоса. Сначала это были шёпоты на краю сознания. Тихие, почти неслышные, как будто кто-то стучался изнутри. Потом голоса стали громче. Они говорили сразу все вместе. Они называли его по имени. По именам. Некоторые он не знал, другие были знакомы до боли.
Он увидел образы людей, которых он никогда не встречал, места, где он никогда не бывал, события, которых ещё не произошло. Но он знал их, как свои воспоминания. Он видел женщину с волосами из змей, человека без лица в лифте, химеру под театром. Он записывал всё в блокнот, уверенный, что это правда.
