– Ты не могла этого знать.
Но Ника знала, и с годами способность усилилась. Она могла просто лечь рядом с человеком – и через несколько минут уже была там, в его голове, внутри его сновидений. Иногда они были красивыми: поля, моря, дома из стекла и света, иногда – кошмары: безликие фигуры, голоса, которые шептали правду, которую никто не хотел слышать.
Она видела, как мужчина в соседней палате целуется с женщиной, которую никогда не видел в жизни, он плакал от счастья, а потом проснулся и сказал, что он одинок.
Она чувствовала, как мужчина верит в то, что видел Медузу Горгону, она снится ему, он покупает ей капучино и улыбается, надеясь, что она обратит его в камень.
Сначала она считала это даром. Потом начала понимать: это проклятие, потому что со временем она перестала отличать свои мысли от чужих. Однажды проснулась и услышала голос, который сказал:
«Ты больше не ты. Ты – сумма всех, кого ты видела», – это был её собственный голос. Или чей-то другой? Она не знала.
Её воспоминания начали исчезать. Сначала мелкие – любимый запах, цвет, песня, которую она любила. Потом важные: лица родителей, имя первой любви, дата рождения. Однажды она посмотрела в зеркало и не узнала себя. Зато узнала других.
В своём сне она видела мужчину, который ждал автобус, женщину, которая рвала фотографии, ребёнка, который кричал в темноте. Все эти люди спали где-то рядом. Их мысли текли в неё, как вода в треснувшую чашку.
Она стала бояться сна, старалась не спать по ночам. Сидела у окна, смотрела на дождь за стеклом и повторяла про себя: «Меня зовут Ника. Мне девятнадцать лет. У меня есть собака по кличке Лиса. Я люблю кофе с корицей. Я… я… я…».
Иногда она забывала продолжение.
Врачи пытались помочь. Диагноз был простым: «синдром внушённых воспоминаний», «гипнотическая зависимость от окружающих», «эмоциональная перегрузка», но ни одно из этих слов не объясняло того, что она действительно входила в чужие сны, что она чувствовала то, что чувствовали другие, что каждое утро она просыпалась с новыми страхами, новыми желаниями, новыми жизнями внутри себя.
Один раз она попробовала рассказать об этом врачу. Он внимательно слушал, делая заметки. Потом сказал:
– Это очень интересный способ выразить свою тревогу. Вы чувствуете себя потерянной, поэтому создаёте образы других людей внутри себя.
– Но это не образы, – прошептала она. – Это всё настоящее. Я не могу быть собой, потому что я слишком много людей внутри.
Доктор улыбнулся, как взрослый, которому стало жаль ребёнка, верящего в чудовищ под кроватью.
Теперь она сидела в своей палат и читала записи, которые сделала вчера, или неделю назад, или месяц, она Ника не знала точно. На бумаге было написано:
«Я хочу вспомнить, каково это – быть только собой. Только одним человеком. Только одной жизнью. Только одним сном».
Но она не помнит, когда в последний раз это было. Когда она закрывает глаза, она снова начинает видеть чужие лица, чужие голоса, чужие сердца, бьющиеся в её груди. Она просыпается, но не уверена, чьими глазами смотрит.
Тогда она снова говорила себе:
«Я Ника. Меня зовут Ника. Я существую. Я одна. Я – я». Это звучит как молитва или проклятие, или попытка вернуть себе саму себя.
***
Его звали Олег. Или нет? Никто точно не помнил. Возможно, это имя он выбрал сам, или ему его дали те, кто ещё мог называть кого-то по имени. Возможно, у него было другое имя, то, которое принадлежало до того, как всё изменилось.
