- Не боишься, что я тебя сломаю?
- Боюсь, — отвечаю честно.
- Правильно делаешь, — он встает из-за стола и начинает медленно ко мне приближаться.
V34ZrGIt
⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀⠀
8. Глава 4.1
Нет. Бред какой-то.
Я трясу головой, как будто пытаюсь от кошмара отойти. Душного кошмара, который липнет к коже и не отпускает.
В груди стучит так громко, что, кажется, будто барабанщик внутри устроил генеральную репетицию.
– Нет. Бред какой-то, – выдавливаю я. Слова звучат глухо, как будто я и не говорю совсем.
Хасан стоит неподвижно. Плечи расслаблены, губы кривятся в его фирменной ухмылке. Как будто всё это для него – просто очередная игра. Папа напротив – жёсткий, напряжённый, как натянутая струна. Глаза сверкают, как будто он сейчас готов взорваться от злости.
– Ты слышала, – голос отца слух режет. – Тебе нужно пойти с ним. Или ты думаешь, что мне это решение просто далось?! Собственную дочь с этим ублю…
– Осторожней, подполковник, – голос Хасана звучит тихо, но в нём столько угрозы, что волосы на коже встают дыбом. – Иначе свой соблазн сломать тебе пару рёбер я удовлетворю.
Я замираю. Воздух будто становится вязким, как мёд, и мне не хватает сил вдохнуть.
Шаг назад – и спиной упираюсь в холодную стену. Она поддерживает, пока моё тело дрожит от переизбытка эмоций. Мой взгляд метается между двумя мужчинами, но ничего не успокаивает.
– Вы оба… Похожи больше, чем думаете, – шепчу, обнимая себя руками за плечи, как будто пытаюсь защититься.
Хасан и отец переглядываются. Напряжение между ними нарастает, как гроза, готовая вот-вот долбанёт в одну-единственную цель. Меня. Папа громко матерится, срываясь на низкий рык. Хасан прищуривается, его взгляд становится холоднее, как полярная ночь.
– Фильтруй, Барби, – бросает он, и это звучит как предупреждение.
– Нет! – выкрикиваю. Слова вырываются из меня. Я их уже даже не контролирую. А смысл? Они все решили. Меня никто не спрашивает. – Оба за меня решения принимаете! Очень хорошо, папа, что ты решил. Но я взрослая! И сама могу…
Я даже не успеваю договорить, как папа перебивает:
– Давай.
Он оборачивается к Хасану, кивком головы указывая на меня. Его взгляд – твёрдый. Решительный. У меня коленки дрожать начинают.
– Что ‘давай’?! – переспрашиваю, и голос мой начинает дрожать. Мне это не нравится. Совсем. Взгляд Хасана – острый, почти звериный. Решительность отца – безжалостная. – Что за…
– Я же говорил, что пиздежа будет дохера, – цедит Хасан, не сводя с меня глаз. – А ты думал, она сама пойдёт. Моё слово для неё закон, – это он отца так передразнивает. Точно дурдом какой-то. – Она в лесу тогда всех медведей заебала – они от коматоза в спячку раньше положенного впали.
