Читать онлайн Василий Погоня - Хельваран. В двух шагах от владычества.

(пролог)

– Замри, – прошептали её губы едва слышно. Пальцы женщины, чуть касаясь, двинулись вверх по его обнажённой груди. – Расслабь плоть… не двигайся.

Страж замер, ощущая, как чудное покалывание испещрённой шрамами кожи в один миг охватило всё его тело, которое немедленно забилось в конвульсиях наслаждения. Стремясь сохранить удовольствие как можно дольше, любовники закрыли глаза и слились в объятьях, когда дверь спальни бесшумно отворилась. Оглушённые любовью не заметили, как в освещённой сальной свечой комнате появился третий персонаж. Одетая в хитон мрачная фигура, будто в нерешительности, опиралась на короткое копьё.

Несколько мгновений низкорослый сухощавый мужчина простоял неподвижно, с ужасом наблюдая сцену на покрытом шкурами ложе. Всё было кончено. Его многомесячный труд погиб из-за низменной похоти. Он берёг её девственность ради нескольких капель крови, необходимых для зачарования, и вот – какой-то стражник, который должен был сберегать его от опасности, отправил все труды старому коту. Когда женщина застонала, он не смог больше сдерживать свой гнев – словно воин, ожидавший гудка фогхеда, колдун сжал холодной ладонью деревянную рукоять, надёжно скреплённую с металлическим наконечником заклёпками, и сорвался с места.

Со злорадным удовлетворением вонзил он широкое острие копья в её спину, пронзил насквозь узкую девичью плоть и пригвоздил рванувшегося навстречу смерти стража. С презрением сплюнув на пол, маг, не оглядываясь на распластанные на шкурах тела, прикрыл дверь и вернулся в неопрятный зал, где, вокруг погасшего очага были разбросаны вещи, его рукописи и книги. Он неожиданно обнаружил, что ни на чем не может остановить свой взгляд – все предметы потеряли чёткость контуров, расплылись в чёрно-красном мареве. И без того тонкие нити, которые кое-как до сих пор ещё поддерживали его связь с реальным миром, порвались, подобно лопнувшим струнам на лютне. Уже год они подвергались невыносимым нагрузкам, маг слишком часто обращался к демонам за советом, и вот неизбежное произошло. Но низкорослому мужчине внезапно стало легче. Предметы в зале вновь обрели чёткость очертаний. Он перестал думать об изменнице, застывшей в холодных объятьях в соседней комнате, и бесшумно выскользнул из зала.

Барон Эрроганц спустился по лестнице постоялого двора «Лужитания» и протянул стоящему за стойкой слуге ключ от номера.

– Доброго вечера, месьор, – мужчина отвесил глубокий поклон, который предназначался лишь самым именитым и важным клиентам лучшего постоялого двора в городе Берлога. – Карета ожидает.

Барон Эрроганц кивнул. Он был похож на легендарных карликов из-под горы, которые, по общему мнению, выдумали деньги: маленького роста, с крючкообразным носом. Только глаза – светлые, но жёсткие, пронзительные, но при этом печальные – подчёркивали незаурядность его натуры. Видимо, достижение столь высокого положения при таком малом росте и незначительном первоначальном титуле не было случайностью, а послужило наградой за превозмогание большого числа трудностей. Так выглядел один из богатейших людей на континенте, чьи торговые авантюры опутывали все его королевства. Новый мир покорился новой магии золота.

Бароны Эрроганц не всегда были аристократами. Ещё дед нынешнего барона пиратствовал в Великом море, ссужал деньгами королей и выкупил себе за долги у них титул. Его отец был кондотьером и сам ходил в грабительские походы с тысячами наймитов. Клан Эрроганц, благоларя своей фамильной беспринципоности, быстро получил огромное влияние на политику, на торговых магнатов, на бритунийских и тартарских мореходов. Подобно гигантскому мохнатому пауку, сидел барон в центре своей торговой паутины и высасывал досуха любого попавшего в неё глупого «жука», преумножая своё, и без того несметное, богатство.

Сгодня на бароне был высокий бархатный шаперон, который должен был, по замыслу коротышки, увеличить его рост, и широкий бархатный же плащ, отороченный белой шёлковой подкладкой, призванной скрыть тщедушность магната. Аметист, красовавшийся в центре орденской цепи, мог украшать самого короля Терсика, но тот наградил им барона. Это было само олицетворение власти нового мира – драгоценный камень, оправленный в золото. Тот, кому доводилось заглянуть в эти широко открытые холодные глаза, мгновенно понимал, насколько стоящий перед ним человек беспощаден и расчётлив.

Он важно подошёл к двойным дубовым дверям. Лакей, с напряжением ожидавший этого момента, тут же распахнул двери и, кланяясь, снял в знак почтения треугольную шляпу и подмёл её острым краем пол. Барон Эрроганц не обратил на него никакого внимания. Он вышел на улицу, глубоко вдохнув бодрящий холодный ветер, приблизился к черной карете, где его ожидал Акатль, домашний раб и кучер барона, купленный у пиратов в качестве диковинного краснокожего пленника из-за Великого моря.

– У меня встреча у Ворот Бера. У тебя мало времени, чтобы доставить меня туда, – сказал барон Эрроганц. – Я должен быть там вовремя, или ты снова отведаешь плетей.

Он сел в карету, Акатль захлопнул дверь, скользнул на козлы и стегнул коня вожжами. Экипаж тронулся.

Барон Эрроганц взял из кармашка в кожаной обивке кареты деревянную кружку и нацедил из бочонка вина. Эту карету смастерили по специальному заказу Эрроганца, и в ней были все возможные чудеса роскоши, недоступные в обычных дилижансах: кармашки со спичечницей, мыльницей, гребешками, щётками; большие ящички для провизии, а к потолку подвешивались разнообразные узелки и мешочки с печеньем и жарким. Отхлебнув из кружки, барон зажёг остеклённую масляную лампу, вытащил из-за пазухи свитки и принялся их изучать.

Скоро экипаж замедлил ход. Они достигли восточной стороны города Берлога. На огромном валуне тартарскими резами было высечено: «Здесь ты уходишь из Берлоги, да хранят тебя боги».

Ухмыляясь в бороду, стражник махнул рукой, показывая, что с его стороны проезд открыт. Обитая чёрной кожей карета барона со скоростью улитки подкатила к большим, посеревшим от времени деревянным надвратным башням, которые перегораживали дорогу. По ту сторону ворот была уже неведомая земля тартарская. Карета остановилась. Страж в меховом малахае и с мечом на боку заглянул в короб кареты. Барон Эрроганц подал свой ярлык сквозь оконце дверцы. Лицо его оставалось бесстрастным. Лишние неприятности ему ни к чему. Его дела по ту сторону Камня были слишком важными, чтобы напрасно терять время на какого-то сторожевого пса. Кожаный лоскут вернули, ворота были открыты, и карета барона выехала из Берлоги. Торчащие из стен башен железные прутья были расположены настолько хитроумно, что ни один экипаж не смог бы миновать эти препятствия на большой скорости.

Зато за вратами Акатль дал волю хлысту. «Такова наша подневольная жизнь», – думал он, мысленно прося прощения у коня – невиданного в его родном краю заеря – либо я сейчас нахлещу тебя, либо вечером нахлещут меня».

Набрав скорость, карета, громыхая, пролетела по пыльному тракту, свернула налево, под сень липового леса. Однако, скоро он резко закончился и показались залитые светом факелов Ворота Медведя – на большом пустынном поле, очищенном от деревьев, они производили сильное впечатление.

– Остановись здесь, – приказал Барон Эрроганц, постучав посохом по стене кареты.

Едва экипаж остановился, из ворот вышел высокий, широкоплечий человек. Смеркалось, но даже в неярком свете сложно было не заметить, что одет он убого. На нем были донельзя заношенные кожаные штаны, мятая выцветшая шапка с меховой оторочкой, мешковатый запылённый плащ тёмного цвета с пристёгнутыми назад рукавами. Он подошёл к карете, и барон Эрроганц сразу открыл дверцу экипажа. Мужчина, которого прозвали Чурым, сел рядом с бароном, сверкнув из-под плаща навершием кинжала. Эрроганц тут же приказал Акатлю отъехать в липовый лес.

– Итак, – обратился он к Чурому, – надеюсь, нынешняя беседа положит конец сему томительному промедлению. Знай, что твой хан – не единственный властитель, чей взор обращён к Хельварану. И без того золотые песчинки времени утекают меж пальцев.

Чурый сложил мозолистые руки на коленях. Тепло внутри кареты после долгого ожидания на холоде расслабляло. Вдохнув запах дорогого вина и аромат благовоний, он ощутил болезненную неприязнь к собеседнику. Если этот кунарь, которого даже его правители считают лукавым плутом, надеется подъять его под свою длань, то скоро лихоимца ожидает нечаемое диво.

– Не крадутся ли чужие уши близ наших речей? – спросил Чурый.

– Не крадутся, не крадутся.

– А верен ли возница сей? Коню доверяй, а вознице – с оглядкой.

– Верен, – краткие ответы Барон Эрроганца показывали, насколько ему скучно.

Выдержав паузу, Чурый сказал:

– Я вечевал с моими людьми. Они мнят, что нет в твоей речи правды земной.

Барон Эрроганц сжал кружку.

– Ваши сомнения мне понятны – ибо и мою душу терзали подобные мысли, ныне канувшие в прошлое. Посему слушай: я согласен доверить твоему господину тайну Хельварана. Но предупреждаю – пусть он не медлит с ответом, ибо другие могущественные особы так же алчут его.

– Верю-то я верю, да вот беда…– недовольно сказал Чурый. – И без твоей подмоги добыли бы мы грамоту тайную! Да что толку? Написано незнаемо, прочесть – невмочь. Два года ученые люди ломают головы – да все тщетно!

– Сей секрет будет раскрыт, – спокойно сказал Барон Эрроганц. – Ибо нет преграды для мужа, чей ум остр как клинок, а кошель наполнен золотом. Я предлагаю твоему властелину разгадку тайны Хельварана, и клянусь честью: если решение не удовлетворит его, золото вернётся в его сундук нетронутым. – Барон Эрроганц некоторое время рассматривал тлеющий кончик фитиля в лампе. Он глянул через окно. Там совсем стемнело, и возница топлатся у кареты в замешательстве, не решаясь без приказа разжечь наружный фонарь кареты.

–– Сердцем ли речёшь, иль языком треплешь? – Голос Чурого дрогнул. – Волхвы премудрые, и те сдались, а ты – один – дерзаешь? Не лжёшь ли?

– Клянусь златом моих подвалов, не стал бы я маяться в этой богом забытой дыре, не имей я здесь интереса! – Скучным голосом промолвил барон Эрроганц. – Ты всерьёз полагаешь, что я пустился в этот опасный путь ради созерцания твоей морды, поросшей, как болото мхом, и этих жалких чахлых деревьев? – Барон Эрроганц махнул в сторону тёмной чащи. – Повторяю в последний раз – называй свою цену.

Чурый перевёл дыхание.

– Слово державное несу: за разгадку тайны тёмной положили злата гору – полсотни! – Он замолчал, потом добавил: – Иному на век хватит!

Барон Эрроганц рассматривал кончик фитиля. Нечто, вроде этого, он и предполагал. Его обуяла холодная ярость. С какими ничтожествами приходится иметь дело!

– Ты это серьёзно? Не лжёшь ли? – Он со злорадством спародировал Чурого.

Чурый глянул на барона. В неровном свете лампы лицо купца казалось белой головой хищной птицы.

– Быть тому. Да смотри, коли дело криво выйдет – несдобровать тебе!

– Это заклятье – не бродячая девка, чтобы переходить из рук в руки! Оно должно принадлежать лишь одной короне, – спокойно сказал Эрроганц. – Два дня даю вашим чернильным душам на проверку. Но если к третьему утру не увижу платы – пергамент будет в руках иного монарха. Ты внемлешь моим словам?

– А какова порука нам, что ты, злато взявши, не продашь ту грамоту иным царям? – Чурый восхитился собственной проницательностью.