– Любопытно… Ты сказал, шесть дней? Да, возможно, я найду время… три луны, не так ли? – Его губы скривились. – Полагаю… это возможно…– Перо замерло, и он впился взглядом в лицо Одхана. – Кто пациент?
– Это ты узнаешь в своё время, – ответил Одхан глухо.
– Понимаю… – прохрипел Змееуст, его костлявые пальцы снова закрутили перо из черного железа быстрее. – Как мы договоримся?
– Через шесть дней я приду сюда, – ответил Одхан, и голос его был глух. – Затем ты последуешь за мной в… одно место.
– Ты сказал… я получу пять червонцев? – В глазах Змееуста вспыхнул алчный огонь.
– Да. Ты получишь плату, когда мы будем довольны… твоими трудами. До встречи, лекарь, – кивнул Одхан, обернувшись у выхода.
* * *
Действуя по приказу Одхана, Ульф подъехал к таверне «Благословенная нищенка». Это заведение, пропитанное дымом очага и перегаром эля, было пристанищем для тех, кому не по карману изысканные пиршества. Здесь толпились моряки, только что сошедшие с торговых кораблей. Их руки, привыкшие к веслам и такелажу, теперь жадно обхватывали кружки, а взгляды искали утешения в глазах продажных девок.
Музыка лилась из угла, где слепой арфист рвал струны, словно пытался вырвать душу у самих богов. Грохот кубков, хриплый смех, похабные шутки – всё сливалось в единый гул, под который так удобно было резать правду-матку или обсчитывать пьяную матросню.
Но хаос здесь был обуздан. Четверо вышибал, здоровенных, как тролли, стояли на страже порядка. Их кулаки, привыкшие крушить черепа, не знали пощады. Если кто-то решал, что эль в его жилах кипит слишком горячо – его быстро охлаждали. Драка здесь заканчивалась, едва начавшись, а буянов вышвыривали на задний двор, в конюшню, где те приходили в себя в компании фыркающих лошадей.
Капитан Готии и его люди сюда не совались – к чему лишнее беспокойство, если «Благословенная нищенка» сама справлялась со своими грехами? Здесь царил закон простой: пей, веселись, но не перечь правилам.
Примечательностью таверны были работавшие там девушки – все молодые, не старше тридцати: «одинокие дамы» и любительницы острых ощущений, желавшие подзаработать на мужских слабостях. Их наряды не оставляли места для фантазии: верхние платья с разрезом до самого бедра, обнажающие ноги в обтягивающих панталонах, и зелёные шарфы на плечах – словно знак принадлежности к этому дому.
Но настоящим центром разврата «Благословенной нищенки» была Фрина. Согласно сведениям, добытым Одханом через вороловню, эта черноволосая красавица появилась в Берлоге около полутора лет назад. Ей было под тридцать, но взгляд её тёмных глаз выдавал опыт, накопленный не в молитвах весталки, а в постелях и за стойкой таверны. Моральных принципов у неё было не больше, чем у бродячей кошки, и это лишь придавало ей очарования в глазах пришедших под этот кров мужчин.
Именно к ней направился Ульф, выполняя приказ хозяина. Переступив порог, он кивнул вышибале – здоровенному детине с лицом, перепаханным шрамами. Тот ответил дежурным приветствием, пропуская гостя внутрь.
Зал встретил Ульфа гулом голосов, густым дымом очага и тяжёлым духом пережаренных специй. За столами сидели человек тридцать – в основном подгулявшие матросы с красными от хмеля лицами, но были и несколько хорошо одетых мужчин, вероятно, торговцев среднего достатка, решивших «опуститься» в этот вечер до уровня простого люда.
Ульф сразу заметил Торнсона, управляющего таверной, и начал пробираться к нему сквозь гущу столов, отмахиваясь от назойливых девиц, цеплявшихся за его рукава.
