– Я не могу сделать то, что ты просишь, госпожа, – быстро заговорил казначей, пытаясь упредить еще большую вспышку гнева, – но я готов дать совет, если будет мне это позволено.
– Говори!
– Пусть решением займется тот, кто имеет связь с низами, с простыми людьми, – нубиец рискнул и поднял на нее взгляд, – и чтобы его нельзя было связать с тобой, моя царица.
– Почему этого не можешь сделать ты? – ее глаза сузились.
– Я готов на все для тебя, моя госпожа, – Нехси не отвел глаз, хотя это было нелегко, – но я не могу пойти на то… о чем ты меня просишь.
Вновь в комнате повисла тишина. Настолько полная, что казначей слышал, как пульсирует кровь в собственных ушах. Он вновь опустил взор и не рисковал поднимать его на Великую царицу. Нехси знал, что ничего, кроме ярости и гнева, там не увидит. Не осмеливался взглянуть этому страху в глаза. Страху за свою дальнейшую судьбу.
Поэтому он не видел, как Хатшепсут встала. До него лишь донесся скрип ножек отодвигаемого стула по глиняному полу.
А затем голос Божественной супруги развеял гнетущее молчание:
– Как и обещала, эта беседа останется между нами. Я благодарна тебе за честность, Нехси. Я получила совет, хоть и приходила не за ним. Просьбу мою ты отринул.
Казначей, не поднимая глаз, с трудом выдавил:
– Прости меня, Хенемет-Амон, я…
– Разговор окончен! Займись делами!
Он услышал тихие и поспешные шаги, а затем громко хлопнула входная дверь.
Нехси откинулся на спинку стула, устремив невидящий взор в противоположную стену. Из груди вырвался тяжкий вздох. Только сейчас он решился утереть лоб, покрытый испариной. Казначей провел ладонью по лицу. Пальцы тряслись, как у запойного пьяницы. Они стали липкими от пота.
«Я отказал ей… впервые в жизни я отказал ей… но это единственное, на что я не смогу пойти ради нее… что-то грядет».
Нехси многое понял, пусть Хатшепсут и не сказала ничего наверняка.
Она обещала, что разговор останется между ними. И нубиец верил этому. У него не было причин сомневаться в словах Великой царицы. Но сие еще ничего не значило. Разговор вполне может остаться между ними… если Нехси уже завтра направится в последнее путешествие к месту своего упокоения в Саккаре[2]. Он как раз присмотрел там местечко для будущей гробницы… Такую вероятность нельзя исключать. Мысль о побеге пришла в голову, но он быстро отринул ее. Это бессмысленно и недальновидно. Хатшепсут точно такого не стерпит, и вот тогда ее меджаи найдут нубийца в любом укромном уголке Та-Кемет. А его способности к ведению государственных дел уже не будут иметь значения. Остается ждать и надеяться, что гнев госпожи пройдет, и его минует страшная участь. Однако неопределенность начинала тяготить. Словно гранитная плита, привязанная к шее толстым канатом. И эта неопределенность была хуже смерти. По его привычному хладнокровию и собранности был нанесен удар. И он не знал, сможет ли от него оправиться.
Казначей закрыл глаза и мысленно вознес молитвы Усиру. А на стене позади него продолжала грозно разевать пасть голова убитого льва.
***
Оранжевый диск солнца коснулся нижним краем горизонта. Пучки света проникали внутрь сквозь решетчатые окна, накаляя в комнате воздух. Город готовился отойти ко сну.
Сененмут лежал на кедровой кровати, закинув руки за голову, и смотрел в потолок. Он то и дело покусывал нижнюю губу. Пальцы на ногах непроизвольно дергались. Хатшепсут отсутствовала почти весь день. Наверняка она что-то предпринимает по поводу случившегося.
