«Куда же делся этот мальчишка, будь он неладен? Что произошло? Он что-то заподозрил? Не может такого быть! Он, конечно, проницателен и умен не по годам, но не настолько. Все держалось в строжайшей тайне. Но свершилось то, что случилось. Дерьмо! И никто его не видел. Как ему удалось? Как, шакалы проклятые? И что же делать дальше?».
Однако он переживал не только из-за этого. Сененмута беспокоила и сохранность собственной шкуры. Пусть Великая царица любит звуки его медового голоса и навыки в зодчестве, в какой-то момент сего может не хватить. А он очень не хотел терять свое положение при дворе. Поэтому нужно срочно что-то придумать, дабы доказать госпоже – ее верный слуга еще может приносить пользу.
«Но как это сделать? Думай… думай, гиены тебя подери».
Он полностью погрузился в размышления, когда в покои вошла она.
Сененмут резко сел на постели:
– Богиня! Как прошел твой день? А я тут…
– Он на пути в Бабилим, – резко перебила Хатшепсут.
У зодчего отвисла челюсть:
– Чего?
– Он едет в Бабилим, – нетерпеливо повторила она, скрестив руки на груди и начиная расхаживать по покоям. Вновь прорезавшийся у зодчего простолюдинский говор неприятно резанул слух, но сейчас она не стала придавать этому значения.
– О, госпожа моя, я знал, что ты сможешь докопаться до истины!
– Мне Исет рассказала, – бросила та.
Сененмут недоверчиво покосился на нее:
– Исет?
– Она.
– Вот так… сразу… рассказала?
– Разумеется, нет, – Хатшепсут остановилась и подняла на него свой взгляд, от которого зодчему стало не по себе, – пришлось ее немного подстегнуть.
Он шумно сглотнул:
– Подстегнуть?
– Ну, да.
– Что… значит… подстегнуть? – нехорошее подозрение созрело в душе зодчего.
– Неважно, – отрезала она.
– А где Исет сейчас?
– В темнице, – царица возобновила движение, – я только что оттуда.
– А если Херу узнает…
– Ничего он не узнает, – отмахнулась Хатшепсут, – его разум уже полностью сковала лихорадка. А если и узнает, то я расскажу все, как есть… ну, может, слегка подправлю историю. Любимая наложница Джехутимесу без ведома пер-А отослала в Бабилим его единственного сына. А что сподвигло на этот опрометчивый поступок? Глупый страх, что ее чаду якобы что-то угрожает.
– Но, ведь, это не глупый страх, верно? – осторожно уточнил Сененмут.
– Джехутимесу это знать не обязательно, – вновь отмахнулась Хатшепсут.
– Очень умно, – подметил зодчий, а затем добавил сладким тоном, – твоей прозорливости позавидовали бы сами боги, лотос мой.
Она остановилась и посмотрела на него. На губах заиграла улыбка.
– Я знаю. И уже придумала, что делать дальше.
– Нисколько не сомневался в том, что твой острый ум найдет выход!
Она не обратила на лесть внимания.
– Отправлю людей, якобы перехватить его и вернуть домой, – Хатшепсут сощурилась, – но посланники заботливой царицы прибудут слишком поздно. Юный наследник пал от руки богохульного похитителя.
– Звучит просто великолепно, – проворковал Сененмут, – ты уже нашла тех, кого пустишь по его следу?
Царица поморщилась.
– Точно не меджаев. Это слишком опасно. Я обратилась к Нехси, – тут зодчий вздрогнул, – но нубиец оказался чересчур благородным. Я, конечно, это предвидела и рассчитывала только на дельный совет.
– Он ведь станет держать язык за зубами? – встревожено уточнил Сененмут.
– Можешь не сомневаться, – вяло махнула кистью она, – казначей верен и не станет распускать слух. В отличие от Хапусенеба, он многим мне обязан, – тут в глазах царицы вспыхнул огонек, но он угас так же быстро, как и возник. – К тому же, Нехси полностью зависит от моего расположения.
